Юрий Слёзкин - Арктические зеркала: Россия и малые народы Севера

Но разве нельзя было использовать те же аргументы для оправдания всех форм колониализма? Нет, нельзя. Публикации 1920—1930-х годов, в которых утверждалось, что российский империализм был, по меньшей мере, не лучше западного, были изъяты из продажи, тщательно переписаны {1226} 1226 См., напр.: Хаптаев П.Т. Краткий очерк истории Бурят-Монгольского народа. Улан-Удэ, 1936; История Бурят-Монгольской АССР / Ред. П.Т. Хаптаев. Улан-Удэ, 1954; Tillett Lowell. The Great Friendship. P. 343—350. или, как в случае с посмертным изданием работ Бахрушина, обезврежены с помощью многочисленных редакционных поправок {1227} 1227 Бахрушин С.В. Научные труды. . Впрочем, никто и не пытался доказать, что западный колониализм был таким же благотворным, как российские «Великие географические открытая». Суть дела — возможно, это и было величайшим открытием (или, скорее, повторным открытием националистической формулы столетней давности) {1228} 1228 См.: Небольсин П.И. Покорение Сибири. С. 113. — заключалась в том, что русская экспансия была уникальна по своей действенности и щедрости — «в противоположность паразитической колонизации Нового Света англосаксами и испанцами, которые использовали для этой цели отряды авантюристов, бродяг и преступников» {1229} 1229 Адамов А.Г. Т.И. Шелихов. С. 39. .

Первой причиной было то, что русские всегда были более западными, чем сами обитатели Запада, т.е. более развитыми в культурном и техническом отношении. В эпоху покорения Сибири, например, большинство русских были «рационально мыслящими» или даже «просвещенными» людьми, в то время как «в Германии… столетие спустя … вся жизнь народа была полна всевозможных суеверий» {1230} 1230 Скалон В.И. Русские землепроходцы XVII в. в Сибири. С. 180—181; Адамов А.Г. Т.И. Шелихов — замечательный русский мореплаватель и исследователь. С. 12. . [98] Скалон прилагал огромные усилия, чтобы избегать употребления стандартных русских названий различных наук. Взамен он выкапывал архаические термины или пускал в оборот причудливо звучащие неологизмы со славянскими корнями, такие как «землеведы» (географы), «звероведы» (зоологи) и «знатоки пернатых» (орнитологи). По иронии судьбы, заглавие ключевой главы его труда — «Носители культуры» — представляет собой кальку с немецкого Kulturtrager. Поэтому западный империализм, в отличие от российского, «вел к экономическому и культурному застою» или даже «отбрасывал далеко назад» находившиеся под его влиянием народы {1231} 1231 Белов М.И. Семен Дежнев. С. 6. . Во-вторых, — и это было самым важным — русские были просто лучше как люди. «Трудолюбивый, гуманный, великодушный русский народ» уважал коренных жителей, помогал им, вступал с ними в смешанные браки и протягивал им руку в общей борьбе против несправедливости {1232} 1232 Захаров А.И. Русский народ — выдающаяся нация. С. 32; Бахрушин С.В. Положительные результаты русской колонизации в связи с присоединением Якутии к Русскому государству. С. 61; Гурвич И.С. Изменения в культуре и быте населения Крайнего Севера Якутии под влиянием культуры русского народа. С. 164; Народы Сибири. С. 127. . По отношению к самим коренным народам это означало, что, хотя их больше не считали равными русским, отсчет их движения по пути истинного прогресса можно было начать за триста лет до Октябрьской революции.

Иными словами, это означало, что с исторической точки зрения первобытное «прошлое» аборигенов Сибири заметно сократилось во времени. Даже если их подлинное настоящее и не могло начаться до Октябрьской революции, в истории этих народов появился длительный «ветхозаветный» период, предшествовавший истинному Откровению, — период перехода от тьмы к свету, от прошлого к настоящему, от хаоса к порядку. Первый, первобытнообщинный и относительно статичный, период был предметом изучения этнографии; второй, колониальный и динамичный, должны были изучать историки (России). Но как быть с изучением современности? Можно ли было рассматривать коренных северян обособленно от прочего населения Советского Союза? Русские, разумеется, были избранным народом, но существовали ли качественные различия между различными нерусскими трудящимися? Были ли равноправные народы по-прежнему «национальными по форме», и если да, то что это значило и кто мог судить об этом — особенно с тех пор, как единственным убежищем этнографов стало изучение предыстории (или, что то же самое, истории доклассового общества)? Или это убежище было временным?

После запрета и снятия запрета на этнографию в 1932 г. и исчезновения ее революционных лидеров в 1936-м, «дезориентированные» этнографы снова воспрянули духом, когда партия выступила с призывом включить историю нерусских народов в историю СССР {1233} 1233 Правда. 1936. 27 января. . В 1939 г. на историческом факультете Московского университета была создана кафедра этнографии, а в 1942 г. официальный интерес к национальному вопросу вдохнул новую жизнь в умирающий Институт этнографии {1234} 1234 Козлова К.И., Чебоксаров Н.Н Этнография в Московском университете. С. 110—111; Толстов С.П. Сорок лет советской этнографии // СЭ. 1957. № 5. С. . К концу войны в аспирантуре Московского отделения института обучалось сорок два человека, многие из которых были этнографами, прошедшими профессиональную подготовку еще до культурной революции и вернувшимися теперь из научного изгнания {1235} 1235 Рабинович М.Г., Токарев С.А. Институт этнографии в период Великой Отечественной войны и первые послевоенные годы // СЭ. 1975. № 4. С. 7—17. . Директором института и ключевой фигурой в истории возрождения советской этнографии был С.П. Толстов, получивший известность во время академических войн 1928—1934 годов как близкий сотрудник Маторина и непримиримый враг немарксистских (немарристских) ученых. Хотя имя Маторина было под запретом (оно никогда не упоминалось даже в контексте критики грехов прошлого), Марр оставался единственным безопасным авторитетом (а Толстов оставался последователем Марра), так что новая советская этнография представляла собой слегка отредактированную версию образца 1935 г. Предметом ее было первобытно-общинное общество, а методы были сформулированы Морганом и усовершенствованы Энгельсом, а затем Марром. Соответственно коренные народы Севера представляли для этнографии интерес как пережитки доисторического периода, как обитатели этнографического — т.е. неисторического — времени и как «племена низшей ступени варварства» (т.е., в терминологии Моргана, на одну ступень выше «дикости») {1236} 1236 Равдоникас В.И. История первобытного общества. Л., 1947. Т. 2. С. 30— 32; Толстов С.П. К вопросу о периодизации истории первобытного общества //СЭ. 1946. № 1.С. 29. .