Коллектив авторов - Этносы и «нации» в Западной Европе в Средние века и раннее Новое время

Партии, конфессии или идентичности?

В традициях вигской историографии было обозначать период перед Великим Мятежом как эпоху противостояния «партии двора» и «партии страны». После работ немецких историков 50-х гг. XX века эпоха от начала реформации до окончания Тридцатилетней войны была определена как «конфессиональная», то есть эпоха, когда все социальные, политические, культурные институты общества подчинялись конфессиональной принадлежности. Соответственно, все конфликты, неважно – внутренние или внешние, должны были определяться конфессиональным противостоянием католицизма и реформированной церкви. Однако представленные выше тексты невозможно поместить ни в ту, ни в другую схему.

Обе схемы подразумевают жесткую бинарную оппозицию. При этом они логически не противоречат друг другу. Можно объединить их, получив две пары бинарных оппозиций, своеобразный квадрат, в углах которого разместятся четыре противостоящие «конфессионально-партийные» группы. Введя деление на «умеренных» и «радикальных», можно увеличить количество противостоящих групп до 8. Потенциально этот процесс является бесконечным. Но такое деление не соответствует ни самим текстам, приведенным выше, ни их анализу. Поскольку основой этого деления являются жесткие бинарные оппозиции, которых не выявляет анализ текста.

Можно сказать, что третья группа противопоставляет себя первой и, отчасти, второй – критика самого короля, принца и двора вполне присутствует, и даже весьма жесткая. Но основной мотив третьей группы – радикальный протестантизм и антикатолицизм. Тогда первая группа должна отстаивать католицизм и нападать на третью. Но ни того, ни другого в текстах этой группы нет. Католицизм просто ни разу не упомянут, ни в тексте Якова I, ни в тексте Корбетта, а единственной критике подвергаются новостные агенты – но не по религиозным мотивам. Для обитателей мира двора люди за его пределами практически не существуют, тем более – их нападки. Хотя на практике ответ монарха был – цензура любых печатных произведений, посвященных проекту испанского брака и запрет на публичное обсуждение, но в мир текста это никак не проникает.

И вторая, и третья группы негативно настроены по отношению и к католикам, и к испанцам. Но для второй группы «испанскость» явно на первом месте, а католики для них – это, прежде всего, «испанолюбцы». Гондомар маркируется как испанец и католик своими антианглийскими заговорами и макиавеллистской политикой, а не видимыми знаками конфессиональной принадлежности. Для представителей третьей группы указание на католицизм – «тиара, митры, ризы и кресты», то есть видимые знаки принадлежности к католической церкви.

Обе группы очевидно по-разному настроены в отношении короля и принца. Как верные подданные, представители второй группы не обращают внимания на роль Якова I, принца Карла и герцога Бекингема в опасном проекте испанского брака, предпочитая рассматривать его как стихийное бедствие или испытание, и делают акцент на счастливом избавлении от этого возможного бедствия. В этом отношении они противостоят, но лишь в некоторой степени, первой группе, представители которой предпочитают выдавать желаемое за действительное и говорят об испанском браке как о свершившемся факте. Третья группа как раз делает акцент на роли монарха, его сына и герцога в проекте и подвергает их жесточайшей критике и прямым оскорблениям. В чем противостоит верноподданническому порыву представителей второй группы.

Как объяснить сложившийся клубок противоречий между этими тремя группами? Знаменитый американский антрополог Клиффорд Гирц писал о процессе формирования национальной идентичности в Индонезии после освобождения от колониальной зависимости: «… стадия формирования национализма состояла, по существу, в конфронтации густой смеси культурных, расовых, территориальных и языковых категорий самоидентификации и социальной лояльности, созданных столетиями нерегулируемого исторического процесса, с простой, отвлеченной, умышленно созданной и почти до боли осознанной концепцией политической этничности – собственно «национальности» в современном смысле. Образам, в которых, как в песчинках, так тесно спрессовываются в традиционном обществе представления людей о том, кем они являются, а кем нет, был брошен вызов со стороны более общих, более туманных, но не менее насыщенных концепций коллективной идентичности, основанных на смутном чувстве общей судьбы…» 109.

В данном случае складывается чрезвычайно похожая картина, с той лишь разницей, что концепция политической этничности не могла быть заимствована извне англичанами XVII века. Одна из групп идентифицирует себя как членов небольшой социальной группы, связанной с аристократическим положением, определенной культурой и мифологией, оправдывающей подобную замкнутость. За пределами этого мира практически ничего не существует, его границы ясно очерчены, его самоопределение позитивно – точно описывается образ «своего», а «чужих» просто не существует. Третья группа идентифицирует себя через конфессиональную принадлежность. Ее границы также очерчены четко, хотя и определены скорее негативно – прежде всего, рисуется образ «чужого». Впрочем, образ «чужого» достаточно широк, чтобы вместить подавляющее большинство представителей окружающего мира и сформировать маленький компактный конфессиональный мирок «своих». Однако подобная маркировка в рамках интерсубъектной логики как раз именно такое описание позволяет обратиться к собственной идентичности, а не ставить себя в ряд иных субъектов. Таким образом, именно путь определения себя через отрицание позволяет подчеркнуть и распространить собственную уникальность.

Этим двум группам четкой, но локальной (в социальном смысле) самоидентификации бросает вызов вторая группа. Ее границы очерчены нечетко, принципы включения в нее обозначить сложнее. Тяжелее сформировать и четкий образ «чужого». Тем не менее, эта группа излагает пусть и не до конца оформленную, но попытку идентифицировать себя с чем-то большим, чем своя социальная группа или своя конфессия. Попытка идентифицировать свои интересы с интересами страны приводит к отмеченным особенностям – неприятию испанского брака как опасного для внешней политики страны и, одновременно, отказу от любых попыток поставить под сомнение власть и политику короля (что опасно для внутреннего состояния дел). Поэтому эта группа и не способна четко очертить свои границы, в чем-то противостоит первой и в чем-то третьей, а в чем-то соглашается и с той, и с другой. Ее коллективная идентичность – идентичность общей судьбы британцев.