Пантелеймон Кулиш - История воссоединения Руси. Том 1

Болеслав Храбрый в Киеве; Владислав III под Варною: политическая и церковная унии, затеянные попусту; овладение Москвою во вред внутренним и внешним интересам своим; Владислав королевич под Можайском, спасенный Конашевичем-Сагайдачным, гетман Жолковский под Цоцорою; крайняя опасность коронного войска под Хотином, устраненная еще раз Конашевичем-Сагайдачным; поднятие на себя всей Украины польским lekcewazeniem chlopow; Ян Собиский под Веною, не решающийся ударить на турок до прихода «дикой милиции казацкой»; вторичная потеря Украины от lekcewazenia chlopow, Украины, отданной панам жалкою боярскою политикою и вторично им отданной по недостатку исторического образования при Екатерине, наконец, последняя импровизация невозможного для Польши, под предводительством достойного лучшей родины ополяченного русина Костюшки: вот подтвердительные факты из польской истории, к которым, во имя самого человеколюбия, распространяемого, в числе других стран, и на Польшу, можно применить слова одного из современных политико-экономов: «Хорошо, если бы возможно было вовсе исключить из летописей эти печальные памятники преступлений и безумия».

Однажды Феодосий посетил киевского великого князя Святослава Ярославича, в его княженецких палатах, и застал там веселый пир. Играли на гуслях, на органах; пели песни. Феодосий остался, не удалился от несвойственной отшельническому духу сцены, но сидел молчалив и печален; наконец, молвил: «Будет ли так на том свете!» Князь приказал немедленно приостановить мирские забавы, и постарался, чтоб на будущее время святой муж, во время благосклонных посещений своих, не был опечален праздными забавами.

Нельзя здесь не припомнить суеверных догадок старинных грамотеев, что древняя Троя находилась в земле Киевской.

Со слов папского нунция Маласпины.

Несколько документов 1610-го года, относящихся к ожесточённой вражде этих двух панов, находятся в рукописях Императ. Публ. Библ.разнояз. Л. Q, отд. IV, №8.

Если бы король захотел вытеснить его из этих имений, то он скорее готов был жизни лишиться, нежели допустить, чтобы кто другой присвоил себе эту опеку.

Замечательно, что автор «Апокрисиса» (1597 г.), определяя «общее государственное право», говорит: «Право, упоминаемое в этой главе, двояко: одно неписанное, которое называем обычаем, а другое писанное», и пр. «Относительно права неписанного, или обычая, не нужно много говорить и показывать, что оно нарушено митрополитом и владыками: все это знают и признают, да и сами нарушители, кажется, не настолько смелы и бесстыдны, чтобы могли оспаривать».

О сене в Украине говорят: копить и громадить, в одном и том же смысле.

Один из лучших русских историков говорит: «Городов, в смысле корпораций особого сословия, с особыми правами, кроме северных народоправных, в татарской Руси не существовало, торговля и промышленность до такой степени были ничтожны, и отличались первобытными приемами, что занимавшиеся ими не могли подняться до значения и прав, высших над крестьянскими».

Сущность магдебургского права состояла в следующем: Мещане известного города, на основании этого права, составляли общину, имевшую свое внутреннее устройство, свой суд и управление. Главное заведывание городом возлагалось на бургомистров и ратманов, а власть судебная предоставлена была войту и лавникам, или присяжным заседателям. Обязанность бургомистра и ратманов состояла в распоряжении городскими доходами и расходами. Бургомистр, как выборный член свободной общины, исправлял свою должность только один месяц со дня выбора, потом передавал свой суд старшему из ратманов, а тот таким же порядком передавал третьему и т. д., пока наконец четвертый ратман не оканчивал своей месячной службы и не передавал ее опять старшему ратману. Такой черед продолжался до новых выборов, т. е. до первого понедельника после нового года. Войт и лавники избирались на всю жизнь и составляли местный суд. В городах, имевших магдебургское право, одни только мещане пользовались им. В самом Вильне магдебургское право простиралось только на обывателей, бывших в ведении ратуши и имевших жительство на городских землях; жившие же на землях, принадлежащих замку, епископу и церквам, не пользовались этим правом.

Когда, в 1603 году, Лаврин Писочинский, брацлавский подкоморий, возвращался из Крыма, где он узнал о приготовлениях хана к походу в Венгрию, он, в числе разных старост, дал знать и львовским мещанам, чтоб они были на стороже. (Рукоп. Императ. Публ. Библиот. польск. отд. IV, № 71, л. 124.)

Обычай латинцев подкреплять церковное управление братствами перенят ими от православных и протестантов, и совершенно не с таким характером, с каким существовали эти братства в церкви православной. Братское общество при католической церкви было не больше, как известный орден (напр. братство св. Анны, признанное папою и королем), который орден был в полном подчинении и распоряжении у католического духовенства, или это было общество людей кающихся. Их обязанности определились самим духовенством, и они назывались братчиками потому только, что все несли на себе степень одного духовного наказания; но в их общей деятельности, по отношению к духовенству и народу, ничего не было живого и самостоятельного. Они должны были каждый день бывать при богослужении, принимать св. тайны, прочитывать каждый день известные молитвы и известное число их, служить нищим и бедным. Отличительными достоинствами их должны быть: скромность, набожность, молчание и исполнение, без рассуждения, всего того, что повелевает делать и чему учит св. костел. Желающим познакомиться поближе с устройством и значением этих братств укажем на маленькую книжечку „Ustawy Bractwa, ktore pod Tytulem Nayswietszych Serc Jezusa y Maryi zaprowadzone iest w Polockim Xiezy. 1759 г.“ Братства с подобным характером можно видеть в католической церкви и в настоящее время: это общество составляют ханжи, бабы с корунками (чётками) и с шкаплиржами — знаками посвящения их в общество св. костела.

В вопросе об отношении магдебургского права к церковным братствам я воспользовался сводом актов, сделанным Д. N. Синицыным, малоизвестным, но почтенным изыскателем литовско-русской старины, печатавшим, подобно автору, статьи свои в нелепейшем из провинциальных журналов, «Вестнике Югозападной России». Полагаю, что Д. N. Синицын, так же как и пишущий строки сии, не знал, отдавая редактору рукопись, в каком сообществе очутится он, и чем окажется сам редактор.