Павел Троицкий - История русских обителей Афона в XIX–XX веках

Афонская смута мало затрагивает келлиотов. Архиепископ Никон в своем дневнике приводит любопытные сведения об отношении русских келлиотов к спорам об имени Божием. «По словам о. Феофана, бывшего инспектора Вологодской духовной семинарии, живущего на Афоне уже десять лет, ересь гнездится и по келльям, но тщательно укрывается старцами, боящимися греков. На Афоне русские келлии в последнее время стали объединяться для защиты своих интересов и образовали „Братство русских келлий”. 7-го июля было общее собрание этого братства, на котором присутствовал С. Троицкий. Благодаря его разъяснениям старцы, объединившиеся в сем братстве келлий, единодушно постановили составить заявление Святейшему Синоду о том, что их келльи пребудут верными учению Православной Церкви об именах Божиих, а против еретиков будут принимать меры» [198]. Противное мнение имело бы тяжкие последствия для келлиотов. Один из них – хорошо нам известный старец Парфений, настоятель Благовещенской келльи, был под подозрением. Он переписывался с владыкой Никоном, но хотел избежать прямых высказываний о спорах вокруг Имени Божиего. «Тогда я написал ему решительно и кратко: почто он лукавит, почему ни в одном письме не отвечает на вопрос: как он верует об именах Божиих и не подписался под отречением? Я требую, чтобы он как старец келльи, где живет больше 50-ти братий, ответил мне или – да, или – нет. Если – да, то добре, если же – нет, то я о сем так и доложу и Св. Синоду, и Патриарху, и – завтра же – Киноту Св. Горы… Вечером в тот же день старик прислал мне формулу отречения с подписями – своей и старшей братии» [199].

Начало Первой мировой войны принесло новые скорби. В первую очередь потому, что русское афонское монашество оказалось оторванным от своей Родины. И скоро среди русских монахов начался голод: пришлось обращаться к русскому правительству…

Кроме того, война нанесла удар и непосредственно по самому монашеству. Рясофорные монахи, согласно русским обычаям и правилам, не освобождались от мобилизации. Разумеется, никакая мобилизация на Святогорской земле русским не грозила, но так высоко было тогда сознание своего долга перед Царем и Отечеством, что, как только открылся Салоникский фронт, русские молодые иноки и послушники немедленно отправились в действующую армию. Это сильно сократило русское монашество, лишило его лучших молодых сил, с помощью которых русские обители на Афоне могли бы продержаться почти до начала третьего тысячелетия. Эта убыль молодых сил так и не была восполнена впоследствии – мировая война стала началом заката русских обителей на Афоне. Если русских монахов в 1914 г. было 4100, то в 1917–3500 [200]. Количество греков значительно увеличилось: с 2700 до 6500. Если русских монахов стало меньше из-за мобилизации, то греческих по этой же причине – значительно больше: на Афоне скрывалось огромное количество дезертиров из Греции, выдававших себя за монахов. Можно себе представить, к каким последствиям это привело.

«Ввиду наших огромных интересов на Афоне материального и духовного свойства, большого числа русских монахов и разных духовных учреждений мы считаем невозможным оставаться равнодушными зрителями тех беспорядков и анархии, которые в настоящее время господствуют на Святой Горе, благодаря незаконному захвату ее греческими бандами и отрядами», – пишет в секретной телеграмме министр иностранных дел России Н. Н. Покровский генеральному консулу в Салониках В. Ф. Калю [201].

Многие обвиняли русскую дипломатию, что она многие годы «не замечала» притеснения русских на Афоне, когда это было выгодно для нее [202]. Но началась война, и случилось непредвиденное: несколько монастырей, среди которых особое место занимали Зограф и Ватопед, помогали врагам православной России. Слово опять С. Троицкому: «Столь же дружно действовали греки и болгары [203]в переполнившем чашу терпения союзников гнусном деле снабжения припасами германских подводных лодок. Особенно видное участие здесь приняли болгарский монастырь Зограф и греческий Ватопед. Оба монастыря имеют свои удобные пристани („арсаны”), и оба в течение веков пользовались русскими милостями» [204]. Кроме того, в Ватопедском монастыре была обнаружена система сигнализации, служащая маяком для немецких подводных лодок, проложенная инженером-немцем за несколько лет до этого. Там же находилась электростанция и база для снабжения подводных лодок. Всего на Афоне было изъято 500 ружей, 130 тыс. боевых патронов, револьверы, динамит, пулеметные ленты. Глава Протата, известный своей ненавистью к русским, заявлял, что «он и все греки до последней капли крови будет защищать Афон от пришельцев русских и что предпочитают турок, даже немцев – русским». Он из уважения к своей духовной персоне просил не производить обыск в здании Протата, но его не послушали, и было изъято 125 винтовок и 45 тыс. патронов. Германофильские настроения были весьма распространены в то время среди греческих и даже болгарских монахов [205].

Вопрос о посылке на Афон союзных войск обсуждался два года. Русский чиновник Серафимов [206]писал в январе 1915 г.: «Оккупация союзниками Афона даст нам возможность если не разрешить окончательно афонский вопрос, то во всяком случае вывести его из того положения, в котором он оказался вследствие решения Лондонской конференции послов» [207]. С русской точки зрения, конечно, лучше было бы прислать туда русский контингент. Но тогда этот десант рассматривался бы как ответный ход на оккупацию Грецией в 1912 г. и стал бы причиной новых неурядиц на Афоне. Пришлось найти нейтрального по отношению к Афону союзника. Эти два года ушли на уговоры французской стороны. Наконец в декабре 1916 г. было получено согласие, и 3 (16) января на Афоне высадился франко-русский отряд в составе ста русских солдат и трех офицеров, а также пятидесяти французских пехотинцев и пулеметной команды под командованием капитана Жизеля. Русской частью отряда командовал поручик Дитш.

Перед самой революцией келлиоты полностью обретают доверие у правительства, но уже поздно… Идет мировая война. Афон не затрагивают боевые действия, но наступает голод, и положение русских иноков становится критическим [208]. Тогда «Братство русских обителей» через консула в Салониках ходатайствует перед русским правительством о ссуде в 50 тыс. франков. Святейший Синод, не имея средств для помощи афонским инокам, предлагает Совету министров через обер-прокурора считать афонских монахов русским населением, пострадавшим от военных действий, и найти, таким образом, возможность выплатить просимую сумму. При этом говорится, что делается это с целью, «чтобы не было вынужденного удаления с Афона русских иноков» [209]. Видите, русская власть уже взаимодействует с «Братством» и обеспокоена существованием всех видов русского монашества. Достойно интереса и следующее замечание: «Тем не менее, вследствие недостатка продовольствия часть иноков уехала в Россию, а некоторые перешли в Дечаны в Черногорию, где открылся русский лазарет для раненых и больных воинов». Дмитриевский в свое время негодовал по поводу заселения Дечанского монастыря русским братством из келльи Свт. Иоанна Златоуста во главе с о. Кириллом, известным тружеником на ниве славянского единства. «Не плюй в колодец…» – говорят у нас в России. С начала войны афонское братство командировало в Сербию санитарную монашескую дружину, главой которой стал иеромонах Епифаний из келльи Белозёрка. Братство также избирает своего представителя в комитет больницы русского солунского госпиталя.