Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 1 )

проповедуемой у нас выдумке. Неть, он послал доминиканского приора с письмом к

единоверному козаку—князю. Из уст в уста, через доминиканца, Савула предлагал

выдать панам готового присягнуть вновь запорожцам Наливайка, чего тот уже и боялся,

и что наконец таки совершилось, а в письме спрашивал, может быть, для прикрытия

цели посольства: за что паны собираются на Козаков? Обо всем этом князь Рожинский

донес немедленно коронному нолевому гетману.

*) Зараженные члены.

100

.

Жовковский стоял еще Б Погребищах. Он, как мы видели, хлопотал всячески о

разъединении козадких орд. Козацкия орды, повидимому, сами распадались. Еще не

вернулся посланный им к Лободе „козачекъ*, как привели к нему и другого посланца.

Тот привез письмо от Наливайка к находившемуся при полевом гетмане брацлавскому

старосте Струсю. Севериня просил через него помилования; писал, что томится

голодом, что товарищи покинули его, и он, как дикий зверь, принужден скрываться в

дебрях.

Жовковский, подумав немного, отвечал Струсю: „Бог с ним! пускай отдастся в

наши руки. Я даю слово, что не будет наказан смертью, лишь бы возвратил коронные и

забранные в панских замках пушки, а также Максимилиановы знамена*.

Но Наливайко, по козадкому обычаю, „стлал себе дорогу на обе стороны*, как

сделал через 58 лет Хмельницкий, присягнув явно московскому царю, а тайно

турецкому султану, и как делали следовавшие за ним козацкие гетманы, переходившие

от Русских к Ляхам, от Ляхов к Татарам, Туркам, Шведам.

Оправдывая стих украинской песни, по которому запорожцы „повдавались один в

одного*, как родные братья, Савула, Лобода и Наливайко, в конце концов, соединились,

и двинулись без шуму к Белой Церкви. Белоцерковский замок занимал тогда князь

Рожииский. Жовковский осведомился уже о движении неприятелей, знал, что у них

7000 войска, и спешил на соединение с авангардом своим из Ходоркова по топкой

мартовской дороге, сквозь ужасный снег, какого не бывало во всю зиму. .

Но нам интересно читать реляцию самого полководца.

„Князь Рожинекий (писал он) знал, что я так близко, и хоть во вторник, немного

позже полудня, получил известие, что козаки идут к Белой Церкви, хоть их уже было и

видать, но знать мне о том не дал. В среду рано утром услышал я боевой гул, и

поспешил на место. Бились наши с козаками от полуночи, и могли бы дождаться меня в

замке безопасно; замок здесь не из худших, и с таким гарнизоном, какой был у

Рожинекого, неодолимый. Однакож, пренебрегая козаками и не осведомившись ночью,

чтб за войско, (бросились) к пим в поле, а козаки вошли другими воротами в город.

Побили наши в поле Козаков, так что легло их до тысячи, но, когда вернулись в город,

тотчас потеряли больше полсотни пехоты, а прочих много было переранено. Козаки,

услыхав о приближении войска, двинулись обратно к Триполю. Были уже в доброй

полумиле, когда я пришел под Белую Церковь. Там все

*

101

решили преследовать их тотчас. Настигли мы казаков за Белою Церковью в одной

миле. Шли не спеша в таборе, пустивши в пять рядов возы и телеги (wozy i kolasy).

Пушек у них было больше двадцати. Часа три смотрели мы так одни па других,

подвигаясь медленно вперед, так как я поджидал людей, оставшихся сзади. Потом,

когда уже склонялось к вечеру, ушло от них двое с поля, и один, который служил

покойному пану подкоморию. Они донесли, что между козаками тревога. Тогда

оставалось уже только попытать счастья. Построивши войско, ударил я на них с фронта

и в тыл, и с обеих сторон. Никто не сомневался в успехе, так как я выдержал бой до

удобной позиции. Но милости Божией, стрельба их не сделала нам совсем никакого

вреда. Рукопашная битва кипела в таборе. Однакож разорвать их, хоть и очень было на

то похоже, Господь Бог не судил. Побили же мы мх столько, что и сами они говорят, что

никогда не понесли такой потери, как в этих (двух) сражениях. Савуле отшибло ядром

локоть; Саско убит на повал, и других знатных между ними легло множество. Но и нам

не без крови обошлась эта драка (burda). Убит ротмистр Вернек *): в таборе конь под

ним упал, не перескочив через телегу (kon z niein przez kolasк szwankowaи), а

товарищей в некоторых ротах легло трупом 32 **). Козаки тотчас выбрали на место

Савулы Наливайка, также раненого, u двинулись на всю ночь к Триполью. А мы

расположились на ночлег там же, где была битва, сегодня же пришли сюда, в Белую

Церковь. Ночи очень морозные, и людям и коням великая беда, что делает большое ad

rem gerendam impedimentum ***).

Что Наливайко был избран гетманом предпочтительно перед Лободою,

прославившимся на суше и на море, это показывает, что на его стороне была масса,

ценившая в предводителе больше всего уменье ретироваться да отсиживаться в окопах

среди зарослей и топей, — уменьем, доведенным впоследствии козаками до

совершенства изумительного. Он повел войско к Киеву и переправился за Днепр; не

остановил его и весенний ледоход. Туда Карпо Подвисоцкий, козак-шляхтич, доставил

ему челны из-за Порогов. Въ

*) По другим известиям, убиты были еще: Дульский, герба Налэнч, радомский;

Станислав Лащ, герба Правдич, белзский; ИИалчовокий, герба Орел, заторский.

**) По другим известиям, 300.

***) В военном деле препятствие.

102

,

козацких купах, по известиям Жовковекого, преобладали два мнения: одни хотели

бежать за московский рубеж, другие—к татарскому хану, е тем чтобы, отдавшись на

„его ласку", воевать с Татарами Иолыну. Не смотря на выраженную королю готовность

ходить войною на Москаля так же, как и на Татарина, Наливайко направил общее

бегство за Днепр к Суле, которой роменские берега Москва называла своими.

К Жовковскому пришли между тем контингенты панов Потоцких и Ходкоишчей.

Молодой Ходкович, в то время еще православный, в сообществе православного князя

Кирика, захватил задний козацкий полк шляхтича Кремпского в Каневе, в день

Воскресения Христова, и так как опустошители Волощини и других православных

областей праздновали светлый праздник пьянством темным, как ночь *), то

православные ходковичане и кириковцы перебили u перетопили в Днепре

православных валивайцев. Вера здесь, как н во всех козаконанских усобицах, были ни

при чем.

Лиовковский уже и тогда знал, что козаки побегут в Лубни, хотя они стояли еще на

Днепре в нерешимости, броситься ли им в счастливую для валивайцев Белоруссию,

или в старинную Половецкую землю, в „поле незнаемое", по выражению варяжского

певца. Козаки позаботились о том, чтоб отнять у своих преследователей все средства к

переправе, и несколько перевозных суден затопили в Днепре. Но лишь только