Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 1 )

Романовых. Погром Чехов на Белой Горе, публичные казни чешских борцов за веру,

сожжение всех чешских книг и рукописей среди Праги, запечатавие всех иноверче ских

церквей в годовщину сожжения Гуса и многочисленная эмиграция чешских

утраквистов по фанатическим узаконениям Фердинанда II — должны были

вдохновлять вернувшагося из польского плена Филарета на противодействие папскому

главенству в Малороссии.

Хотя козаки отозвались о королевской нетерпимости исчужа, но к ним, как видно из

последовавших явлений, приступили с новыми расспросами и к расспросам, без

сомнения, присовокупили внушения. Козацкия сердца был доступны, если не той

религии, которая выражает себя делами милосердия, то—религии ужаса перед

карающим Божеством. На них, как мы догадываемся, подействовали в Москве с этой

стороны. Окруженный почетом в царском обществе, Феофан мог возыметь на атамана

Одинца и его товарищей такое могущественное влияние, какое римский

первосвященник оказывал на жестокосердых рыцарей католичества. Еще вчера

Ш

чуждый интересам православной церкви полудикий наездник мог сделаться сегодня

ревностным её слугою и козацкие послы, хлопотавшие в Москве о войсковых

интересах своих, могли вернуться к своему гетману с миссиею церковною, а

недовольные

королев

ским правительством козаки-шляхтичи, на зло

правительственным панам и оффициальным пастырям их душ, могли заговорить о

своей вере, на которую, по словам Одинца и его товарищей, от короля никоторого

носяганья не бывало.

Мы ничего не знаем об этом положительно; но нам известно, что в 1618 году

козацкий гетман Петр Конашеишч Сагайдачний, ради польского королевича, разорял

Московское Царство, не щадя в нем ни церквей, ни монастырей, а в 1620-м сделался в

Польском Королевстве передовиком православного движения.

Он был воспитанник Острожского училища, и хотя бежал в козаки от горькой в те

времена „школьной чаши", но хлопоты правоелавников при дворе князя Василия могли

заронить в душу юноши мысль о бедственном положении отеческой церкви, и эта

мысль выразилась теперь деятельным покаянием. Обратный путь свой Феофан

направил через Малороссию и был конвоирован козаками Сагайдачного от ближайшего

к московкому рубежу Густы иского монастыря до Киева. В Киеве Сагайдачный, в

противоположность князю Острожскому относительно Грека Никифора, делал

долговременное пребывание патриарха совершенно безопасным от всяких

посягательств королевской партии, которая готова была объявить его как Никифора, да

и объявила таки в последствии, турецким шпионом.

Феофан медлил возвращением в Грецию. Он, очевидно, имел в виду смелое дело,

обессмертившее его в истории, п выжидал только событий.

События сложились благоприятно для его важной миссии. Воинственная часть

польскорусского общества, подкураженная недавними успехами Московского похода,

побудила Сигизмунда III предупредить войну, которою грозил ему молодой Осман и

вооружить против Турок „Волощину", с тем чтобы, поддерживая господаря своим

войском, защитить Польшу его княжеством, точно щитом. К воинственным мечтаниям

одних панов присоединились интриги против Жовковского других. Король

настоятельно потребовал от него похода, обещая прислать ему подкрепление. Но

подкрепления посланы не были. Турки и Татары окружили коронное и панское войско

во время его отступления с долины Цецоры и разбили па

134

.

голову. Знаменитый полководец пал в битве; его товарищ, полевой коронный

гетман, Станислав Еонецпольский, был отведен пленником в Стамбул. Мир с Турцией

ИИольша нарушила, а продолжать войну было ей аечем. Из Царьграда приходили

между тем вести о громадных приготовлениях Османа II к походу. Речь Посполитая

находилась под гнетом страха. Присмирела и королевская партия, добивавшая

малорусское православие посредством униятских иерархов.

Этим моментом воспользовался Феофан, и с сентября 1620 года начал посвящать

ревностных к отеческой вере архимандритов и игуменов на опустевшие для

православных владычества. Октября 6 посвящен им на перемышльское епископство

Исаия Копинский; октября 9—на киевскую митрополию Иов Борецкий, а на

епископство туровское и пинское Грек Аврамий; в начале декабря— на полоцкую

архиепископию Мелетий Смотрицкий; наконец, в январе 1621 года—-на епископство

владимиское и берестовское Иосиф Курцевич, на епископство луцкое и острожское

Исакий Борйсковнч, а на епископство холмское и белзское Паисий Ипполитович.

Все эти кафедры были заняты панскими ставленниками, архиереями униятскими,

во владении которых находились и приписные к владычествам церковные имущества.

Православные архиереи оставались всё теми же архимандритами и игуменами убогих

монастырей, которых не захватили еще унияты. Но иезуиты были сильно встревожены

появлением православной иерархии в виду созданной ими иерархии униятской. Не

успел патриарх Феофан удалиться из пределов Польши, как они заставили короля

подписать универсал об наловлений и предании суду самозванных архиереев,

нарушителей обще етвенного снокойствия. Великое дело восстановления киевской

митрополии готово было рухнуть столь же внезапно, как внезапно совершено оно.

Но движение турецких сил к Днестру^ представлялось правительству, по

преувеличенным слухам, повторением Есерксова похода ь Грецию, и в самом деле

Осман II грозил стереть Польшу с лица земли. Опасность была велика. Король с

большим трудом собрал тысяч тридцать защитников днестровской границы. Этого

войска было недостаточно. Пришлось обратиться к козакам.

Козаки, как и Татары, с начала и до конца своего существования, разделялись на

несколько не только независимых одна от другой, но и враждебных орд. Соединить их

и направить к одной цели мог только популярный и вместе грозный для соперниковъ

.

135

атаман-предводитель, каким был Сагайдачный. Он это знал. Знали это и

королевские агенты, трудившиеся в Украине над вербовкою Запорожского Войска.

Когда им было объявлено, что козаки не пойдут на Турок, если мандаты против новых

архиереев не будут отменены, король нашелся вынужденным сделать попятный шаг в

церковной унии, которая была его гордостью, его любимою мечтою.

Так уцелела киевская митрополия, противозаконная в глазах правительства и не

поддержанная ниодним польскорусским магнатом, хотя многие великие паны

исповедывали еще православную веру. Только глава протестантов, князь Христофор