Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 2)

предметах, касающихся исключительно его особы, а нс общественных дел.

86

Посольская Изба не могла отступать от состоявшагося своего постановления, хотя

бы дело шло только о выполнении формальности. На основании такого уважения к

народному праву, начали толковать о недостатке последовательности короля, и

достигли наконец того, что король, умиротворяя Шляхетский Народ свой, велел

уведомить Станкевича частным образом, точно товарища товарищ, что соглашается на

братнюю беседу в своем отсутствии безо всякого ограничения. Это был карточный

король, которого побивал даже и такой туз, как Станкевич.

Славное colloquium состоялось 1 декабря 1646 года, в присутствии министров и

сенаторов, которых подъехало в Варшаву столько, что набралось теперь 36, и которых

имена лучшие люди того злополучного времени записали, как бы для „вечной памяти"

о том, что дома выжидало конца бури всё-таки больше сотни представителей второго

сословия. Здесь-то наконец правительствующая шляхта связала своего короля по рукам

и по ногам так, что он очутился „во власти и в руках подданныхъ". Факт совещания о

делах общественных в отсутствии короля считали новою добычей, которой

обогатилась пресловутая свобода Шляхетского Народа. В ближайшем заседании

Посольской Избы главным вопросом дня было исполнение братской беседы, то есть

представление королю пунктов, принятых в ней Сенатом. Все поняли необходимость

этого акта, приняли его единогласно, поспешно изложили постановленные пункты, и

велели уведомить Сенат и короля, что вся Посольская Изба тотчас прибудет „наверхъ".

Все сознавали, что победа зависит от поспешности. Оба королевские маршала, великий

коронный и литовский, находили невозможным ввести в Сенат земских послов, говоря,

что король теперь занимается делом великой важности.

„Нет важнейшего дела, как д^ло всей Речи Поеполитой"! закричали земские послы,

и тотчас двинулись шумно (irzaskiem) наверх.

Станкевич победоносно подал пункты братпей беседы примасу. Сенаторы встали с

кресел, и примас, исчислив требования Посольской Избы, просил короля от имени

Сената—удовлетворить законным желаниям „Народа".

Вслед за ним обратился к Владиславу „свободным голосом (gиosem wolnym)*

брестокуявский воевода, Щавинский. Стоя у своего сенаторского кресла, он говорил,

что светские сенаторы не должны всего бремени своей службы взваливать на

духовных, а все вместе склонять короля к устранению причин зла. Восхвалив потомъ

.

87

общими местами отеческую попечительность польского государя, он перешел к

следующим внушениям: „До сих пор мы и по церквам, и по частным домам не иной

слышали голос, как только такой: „„Виват, король Владиславъ""! Но теперь наша

радость изменилась в печаль и в огорчение по причине бедствия убогих, воздыхания

злополучных. Теперь только и слышим, что жалобы, проклятия и вздохи убогих людей.

Первая тому причина—рада иностранцев, которых полон двор. Они дают вашей

королевской милости дурные советы, лишь бы только жить чужим добром.

Невозможное дело, чтобы они любили наше отечество, не имея с ним ничего общего.

Это вы можете видеть из того, что мы скорее получаем известия о том, чтб делается у

вас, из Гамбурга, Любека, или Данцига, нежели из Варшавы. Верьте, государь, что они

причина всего зла, так как под видом услуг вашей королевской милости, ищут своих

приватных интересов. Обращаю мое слово к венецианскому послу. Исполнив свое

посольство, живет он здесь так долго для того, чтобы сделаться началом всего зла,

своими стараниями всю тягость войны с венецианских плеч взвалить на наши.

Следовало бы напомнить ему сентенцию венецианского сенатора, который, в ответ

Чехам на их призыв к союзу против императора, сказал: „„Не хотим зажигать своего

дома, чтобы дымом нашим устрашить императора"". Поэтому покорнейше просим вату

королевскую милость отдалить от себя, иностранцев, так как их советы производят у

нас великое замешательство. Умоляем такжэ распустить иностранное войско,

введенное во внутренности отечества в противность правам и пактам. Оно так нам

надоело, что словом невозможно выразить. Угнетения, претерпеваемые от этих

жолнеров, превосходят шведские и мансфельдовские жестокости: ибо рана от руки

друга болит сильнее. Рука вашей королевской милости, предназначенная для защиты

отечества, так тяжко на нас падает! Причиняет нам боль и злословие жолнеров,

которые смеют хвалиться публично, что нас усмирят, и дивною алхимией обещают

превратить хлопа в шляхтича, а шляхтича—в хлопа".

Последние слова дерзостного олигарха были вещими. Скоро настало время такого

превращения; но дивными алхимиками явились не иноземные жолнеры, а русские

попы да монахи вместе с запорожскими крамольниками, питомцами целого ряда

самозванщин,—вместе с банитами да инфамисами, руководившими козацкою

вольницей со времен Самуила Зборовского.

88

Коронный канцлер, именем короля, отвечал всем „кроткоа< что он тем больше

склоняется к желанию Речи Посполитой, чем теснейшее видит согласие всех сословий

в пунктах их просьб, и, перечисливши все пункты, заключил желанием короля, чтоб

они были довольны декларацией, и приступили к дальнейшим постановлениям,

причем предостерегал, чтобы не слишком полагались на спокойствие Речи

Посполитой, ничем не обеспеченное.

Заручившись теперь согласием и Сената, и Короля, третьему сословию оставалось

только обеспечить оборонительное постановление (warown№ kostytucyк), дабы в

будущем не случилось чего-либо подобного. Король этому не сопротивлялся, и тем

самым изъявил согласие на изложение такого постановления. Целых два дня трудилась

Посольская Изба, эта спасительная курия Оссолинского, над сочинением акта, по

словам самих Поляков, наших современников, „уничтожающего славу, достоинство и

власть короля",—накануне событий, в которых только государь, облеченный всеми

принадлежностями верховенства, мог бы спасти шляхту от погибельной

несостоятельности присвоенного ею правления.

Акт был прочитан 6 декабря, в заключение достославного, по мнению шляхты,

сейма и занял почетное место в польском своде законов (Voiumina Legum). Этим

оборонительным на будущее время постановлением, от имени связанного по рукам и

по ногам короля, повелевалось: навербованное войско распустить не далее, как через

две недели после настоящего сейма; а которые из навербованных людей не разойдутся,

против тех вооружатся коронные гетманы, старосты и городские власти, как против