Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 2)

рыбу, давай подводу и на пана полковника. Если нет коня для доставки, доставляй по

воде своими плечами, или плати.

„9. В полевой же добыче, когда сам Господь Бог пошлет счастье, что возьмешь в

ясыр не то старых Татар, но и малых Татарят, которые принадлежали нам Войску, чем

бы убогий козак приоделся,—и то все поотнимали у нас, так что не для чего и

трудиться Иногда также случится заяц, стадо, кони, овцы, скот, —со всего этого паны

полковники вместе с панами жолнерами наберут себе чтб будет лучшего, сколько им

надобно, а нам, бедным козакам, и по одному не достанется, и то—чтб есть горшего из

браку. Рискует (козак) жизнью ни за что.

„10. Найдя какую-нибудь прицепку к козаку, чтоб содрать с него, что увидят, тотчас

его в тюрьму. Искупай же, бедняга козак, свою душу! Ко всему этому, трудно даже

исчислить все другие нестерпимые обиды, как нас гонят на работы и в подводы.

„11. А что была воля его королевской милости, нашего милостивого панаР когда

повелел было нам всемилостивейше, чтобы мы шли на море,—для чего мы получили

на челны деньги, и назначено было приписать к нашему Запорожскому Войску еще

6.000, то мы, имея наших старших иссреды себя, обещаем и клянемся совестью своею,

что не будем принимать сверх того ниодного, так как не в 6.000 войска привыкли мы

служить столь великия службы его королевской милости и всей Речи Посполитой, а

разве большею купою.

„12. Просим также униженно, чтобы заслуженный жолд, которого не видим уже

пять лет, дошел до нас вполне, при коммиссии*.

После того следует приведенная выше просьба о вере, написанная без той

реальности, с какой хоть и не совсем складно, изложены 12 пунктов.

„Обо всем этомъ* (заключают свою посольскую инструкцию козаки) „послы наши,

упавши к милостивым ногам его королевской

.

187

милости, нашего милостивого пана, будут просить от нас как нельзя прилежнее и

покорнее, чтобы мы вполне и ненарушимо могли оставаться при всяческих "наших

войсковых вольностях, как от бывших святой памяти польских королей дарованных и

привилегиями утвержденных, так и от его королевской милости, щастливо над нами

царствующего короля®.

Отвлекая таким образом внимание „королях “ от военных приготовлений,

Хмельницкий зорко следил за сношениями Польши с Москвою, которая, по мирному

договору, заключенному с нею стараниями Адама Киселя, была обязана помогать

Полякам против Татар, как и Польша—Москве. Одно из писем Адама Киселя,

относящихся к этому предмету, попало в руки Хмельницкого. Зная сношения царя со

Шведами о том, как „поотомстить Полякам за тот вред, который они причинили земле

его и народу®; зная, что и в предыдущие бунты побитые за Росью и над Сулою козаки

были приняты царем на московскую почву; зная, сверх того, что вся Северщина,

Киевская Земля и Белоруссия проникнуты мыслью о соединении Польши с Москвой

подъ’одной короною,—Хмельницкий написал к царю письмо, в котором относительно

соединения государств повторял то, о чем доносили в Москву пограничане воеводы,

представил Козаков „помирающими за старожитную греческую веру от безбожных

ариянъ®, извещал царя о своих победах и предлагал ему свои услуги в войне против

Ляхов.

Когда на это письмо ответа не последовало, а перехваченные козаками письма

царских людей к панам дали понять козацкому бунтовщику, что царь остается верен

оборонительному договору с Польшею,—он дерзко высказал свою досаду

путивльскому воеводе: „Дай же, Боже, чтоб и всякий неприятель нашего Войска

Запорожского так же шеи уламал и потехи не относил, как ныне Ляхов Бог помогл нам

надсломити®!

Все пограничные воеводы получили из Москвы наказ посылать за рубеж

расторопных людей для проведыванья, что делается в Польше, и за что у Черкас

учинилась война с Ляхами. Сохранилось множество донесений, основанных на словах

разведчиков, которыми были обыкновенно люди торговые, как наиболее

заинтересованные в такой миссии, наиболее бывалые, а главное—наименее в глазах

панов и Козаков подозрительные. Они приносили к пограничным воеводам, вместе с

точными вестями, много неверных слухов, какими пробавлялись тогдашние рынки,

постоялые дворы, священнические дома и монастыри.

ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССП ОТ ПОЛЬПШ.

188

Несколько раз было, например, донесено в MOCKBJ , что ко^ роль Владислав умер в

марте, а не в мае. Доносили также, будто бы короля убил князь Вишневецкий; будто бы

сына Потоцкого козаки расстреляли; будто бы его посадили на кол под Киевом, и тому

подобные небылицы. Получались в Москве известия и такого рода:

„Сын Николая Потоцкого учился в одной школе с сыном Богдана Хмельницкого, и

побранясь де Богданов сын Хмельницкого с Николаем сыном Потоцкого, погрозил ему,

что за насильство Потоцкого над его сыном он, сын Хмельницкого, только де даст Бог

взмужает, и он ему, Потоцкого сыну, то отомстит. И Потоцкого де сын то сказал отцу

своему, и Николай де Потоцкой велел Богданова сына Хмельницково, как он ехал из

Киева к отцу своему, на дороге изымать и его у себя во дворе убить, обсекши руки и

ноги, весне 156 (1648) году, а жену Богдана Хмельницково с дочерью взял Потоцкой к

себе. И за то де Богдан Хмельницкой собрал войско черкаское и призвал к себе

Крымских Татар, и все войско королевское Черкасы побили, и гетмана Николая

Нотоцкого и польного, и Николаева сына Потоцкого, Петра, и многих знатных людей

поймали; и Петра Николаева сына Потоцкого Хмельницкой казнил на поле перед отцом

ево за своего сына".

Подобные вести вариировались бесконечно, давая материал современным

летописцам и кобзарям для изображения того, чего даже не могло и быть. Но вместе с

ними отовсюду, начиная с Белой Церкви и оканчивая Смоленском и Дорогобужем,

приходил столь же нелепый слух, что козаки бьются с Ляхами за веру. Даже такие

люди, как дорогобужский мытник, Жид Давид, даже заезжие немецкие прикащики,

наконец, и сами „Ляхи" в Белоруссии— твердили в один голос: что „война с козаками

учинилась за веру"; что „козаки с Ляхами завоевались за веру"; что „бьются козаки с

Ляхами за веру".

Бегство монахов за московский рубеж продолжалось. Местные власти, от имени

оставшихся игуменов, просили пограничных воевод вернуть их, как воров,

похитивших церковное серебро, кни* ги и даже одежду братий своих. Но беглецов

препровождали в Москву и царская дума выслушивала от них (пе выражая ни в каких

наказах собственного воззрения на козацкий бунт): что „Поляки на них похваляются:

как де они с козаками запорожскими управятся и они де християнскую веру греческого