Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 3)

мемуарист), „и хотели вынудить у них число войска; но те говорили то же, что и на

мукахъ*. Кои* фесеату их послали ночью к Хмельницкому, с просьбой, чтоб онъ—или

позволил имъ—покориться польскому войску, или же позаботился о добрых

подкреплениях. Там же посадили на колья десятка полтора Немцев, а других жарили на

рожнах за то, что сотника их, взятого в Трилисах, покарали колом. Поздно ввечеру

митрополит прислал Потоцкому добрых напитков. Посланцы его рассказывали „о

сожжении Киева*, и какая великая добыча досталась литовскому войску, как в деньгах,

так и в движимости. ИИо их словам, ее надобно было считать миллионами: ибо только

у трех купцов нашли 160.000, а сколько же у других в серебре и драгоценностях,

которых большая часть осталась в Киеве после пиля вецкой добычи!

По плану Хмельницкого, который он чертил себе перед началом войны, Литовским

Княжеством предполагалось овладеть одновременно с Короною. Как Каиерский-Костка

должен был неожиданно наводнить взбунтованною чернью Краков, так с другого края

сшивной Польши был послан какой-то Тарасенко для внезап ного нападения на

Рославль. Тарасенко, не тревожа Белоруссии слухами о наступлении нового Наливайка,

провел как-то 4.000 Козаков через московское пограничье. В Брянске привел он свое

войско в порядок, снарядил окончательно, и вторгнулся в Рославль 16 июня, ночью,

„без борьбы и кровопролития*, как доносил своему воеводе под Берестечко

смоленский подвоеводий, Мстиславский подкоыорий. Находившиеся там в

незначительном количестве шляхтичи, а также и подстаростий, бежали. У Тарасенка

было 7 пушек. Козаки его сидели на прекрасных лошадях и были одеты в белые

свитки. Первое известие о них было получено, когда они отправили вперед свои чаты

для собирания живности. Был слух (конечно, распущенный ими самими), что они

получили царскую грамоту к пограничным воеводам, разрешавшую пропустить их в

Литву еще на русского Николая (9 мая). Но брянский де воевода задержал их и послал

просить вновь царского распоряжения, так как польские послы находились тогда в

Смоленске и рассказывали, будто им, от имени царя, дан такой ответ: „Управьтесь вы

сами со своимн хлопами, а потом уже я помогу вам против Татаръ*. Кроме того,

рассказывали они, будто бы с царского разрешения, козаки сами себе строили в

Московской земле мосты для переправы.

.

S05

Интереснее для нас и самих похождений Тарасенка в Белоруссии то, что посланный

из Смоленска в Брянск лазутчик привез от бояр, живших в окрестностях Брянска,

Леонтьева и Семеева, „весьма обстоятельные известия" о том, как провожали из

Брянска козацкое войско, кто были провожатые и через какие села вели его. „Семеева"

(писал подвоеводий), „я полагаю, ваша милость помнит. Вы встречали его

веселящагося у меня, в последнюю вашу бытность. Это человек очень хороший. Он

передал мне весьма обстоятельные известия. По его словам, по царскому указу и по

распоряжению брянского воеводы, местные бояре провожали козацкое войско. Он даже

назвал поименно бояр. Провожатыми именно были: он сам, Тимофей Голынов, Федор

Безобразов, Алексей Требашный, Константин Мясоедов и до двадцати других, которых

лазутчик не помнил. Из Брянска в Рославль они вели Козаков по следующему

маршруту: Брянск, Леденево, Бирощек, Миловники, Клевитов, Новоселки, Черебин,

Горошково, Жарево... Сегодня" (продолжает подвоеводий) „опять получил я точное

известие, что начальник этой сволочи, Тарасенко, уже разослал чаты из Рославля: одну

в Прудки и Черепов, другую в Ельню и Дорогобуж. Последним городом они овладели,

захватили в нем пушки и запас пороху, склонили к буяту все окрестные волости, и

намерены из Дорогобужа идти в Крвчев, Мстислав, Могилев, Оршу, и затем, овладев

этими городами, покуситься на Смоленск. Пожар приближается к нам. Уже хлопы у нас

бунтуют; а между тем я не располагаю никакими средствами защиты. В подъезды мне

некого послать, кроме грунтовых Козаков. Но они не годятся для разъездов: отправив

их, я бы только доставил неприятелю языков: ибо козаки эти на клячах, взятых от сохи,

не в состо янии ничего сделать, и сами, без нужды в том, погибнут. Из помещиков

здесь нет никого. Они медлят; затеяли созвать сеймик, а между тем неприятель

опустошает уже край, овладевает селами, и с каждым днем усиливается и становится

опаснее. При козаках находится и отряд Татар в 600 коней".

Хмельницкий сделал поджог с обеих сторон весьма искусно, да еще умудрился

пустить слух, через покупных людей, и о царском вмешательстве в его каверзы. Но

разгореться огню не дали, как со стороны Кракова, так и со стороны Рославля. Мы уже

знаем, как был уничтожен Небаба. Хмельницкий возлагал на него такую же надежду,

как и на погибшего в Белоруссии Кричевского. Сделанный Хмельницким в этом

важном случае выбор т. ш.

39

306

.

можно уподобить выбору каррикатурного Зевеса относительно каррикатурного

Енея:

Чи балппг. вин який парнище?

На свити пало е таких:

Горилку, так мов бркгу, хлыще:

Я в парубках кохбюсь сих.

По словам Самовидца, козаки Небабы „зоставили беспечне, болшей бавячися

пьянством, анежели осторожностию, розумиючи, же юже незвитяжоными зостали".

Своею войсковою несправностъю, в которой упрекает его Самовидец, он погубил и

Тарасенка, в котором украинская историография лишилась такого же предмета

прославления, каким обещал ей быть и Костка-Наперский.

Разбив Небабу, князь Януш Радивил отправил Гонсевского на правую сторону

Днепра, где Хмельницкий поставил на стороже в Чернобыле Горкушу, а под Киевом —

киевского полковника, Антона Ждановича; сам же Радивил подступил к Чернигову, где

козаки наготовили множество запасов. Козацкий гарнизон бежал из Чернигова.

Радивил занял город и, как был в Польше слух, опустошил понеприятельски окрестные

места.

Между тем Гонеевский разбил Горкушу. Антон Жданович встретил литовское

войско в 15 верстах от Киева, и пытался отразить; но, как объясняли царским людям в

Чигирине, внял совету киевского митрополита и печерского архимандрита не

подвергать Козаков напрасной опасности и не раздражать Радивила против Киева,

только выполнил благой совета с такой поспешностью, что, по словам жившего тогда в

Печерском монастыре Ерлича, побросал в Киеве все, даже пушки.

Радивил занял Киев мирно, на сколько это было возможно при известном

хищничестве литовскаго" войска. Лагерь свой расположил он в „старосветских валахъ"

около Св. Софии, обезопасил Печерский монастырь сильною стражею, а сам занял