Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 3)

глазами Хмельницкий тотчас велел обезглавить 15 хищных Козаков, то желали только,

чтоб и гругих подвергли такой же каре.

„Достойно замечания® (сказано в походном дневнике), „что чернь сожалела о

литовских панах, говоря: „Когда бы Ляхи сами были коммиссарами, то не вышли б

отсюда; но эти хорошие паны (tak grzeczne panowie) не виновны перед нами: только это

и спасло их от разнузданной сволочи (przed wynzdanym motiochern)““.

Дав знать козакам, что идет принять от них верноподданническую присягу,

Потоцкий двинулся из-под Германовки 20 сентября. Оба войска, коронное и литовское,

шли рядом, в боевом порядке. „Строй наших войскъ® (говорится в дневнике) „казался

огромным: ибо и табор был окружен, войском. Коронные возы

.

321

шли в 74 ряда, а литовские в 40, по широкой равнине. Чело войска занимало по

малой мере такую линию, как от Варшавы до Воли, а в длину возы тянулись на

громадную подольскую милю, в большом порядке... Посмотрев на такое прекрасное

войско, конное, оружное, панцырвое, огромное, обстрелянное и хорошо обученное, как

мы посматривали на него с высоких могил, надобно было заплакать вместе с Ксерксом,

—не о том, что от этих людей ни одного не останется через несколько десятков лет, а о

том, что столь огромное войско должно терзать собственные внутренности, и что оно

не обращается против оттоманской силы, которой пришел бы конец “.

Вот исповедь факта, что не козаки разрушили Польшу, а сама шляхта, продуктом

которой был безнаказанный грабитель, жолнер, и беспощадный руинник, козак!

„Целую ночь“ (сказано дальше в дневнике), „как остановились мы па походе, так и

ночевали, не допуская сна к нашим глазамъ".

Под Белою Церковью Потоцкий получил от Хмельницкого письмо, в котором тот

выразил удивление, что панское войско приблизилось, и просил коммиссаров съехаться

съкозацкими уполномоченными на урочище Гострый Камень, в 300 коней с той и

другой стороны.

По вчерашнему соглашению, с панской стороны выехало 12 особ для переговоров о

некоторых пунктах относительно присяги. Под Гострою Могилою была разбита для

них палатка, а в четырех выстрелах от неё стоили три гусарские хоругви. Козаки

требовали, чтобы хоругви отошли к лагерю; но паны видели, что они с умыслом

скрыли Татар в соседней пасеке. Хоругви всетаки отступили немного в сторону. Тогда

козаки потребовали от панов залояшиков. Дали им в заложники шляхтичей Тишу и

Люлю. Наконец приехало к палаткам 12 простых Козаков и только один меж ними из

старшины, на прозвище Ордынец. Поклонясь панам, один козак начал говорить, что

гетман их и Запорожское Войско требуют трех пунктов: 1) чтобы Зборовский договор

был сохранен вполне; 2) чтобы жолнер вышел отсюда, и не располагался постоем; 3)

чтобы паны не разрывали дружбы Козаков сТатарами: ибо татары—сторожа козацкой

свободы.

Паны с изумлением указали на состоявшееся уже соглашение. Козаки отвечали:

„Мы разъихались из паном гетьманом. Не знаємо, не видиемо, щб миж вами було, а

вийсько с тим нас послало". Кисель с жаром (patetice) стйл их уговаривать; но козаки

т. ш.

41

322

были к его красноречию глухи. Согласились только посоветоваться с Выговским, и

лишь только уехали, тотчас возвратили панам заложников.

Чтобы застращать Козаков, Потоцкий двинулся к их табору. Правым крылом

вызвался командовать князь Радивил, по замечанию дневника, жадный к славе: ему

предстояла наибольшая опасность со стороны болота, рвов и козацких пасек. Левым

командовал Калиновский, центромъ—Потоцкий. Подпоенные бочками горилки козаки

высыпали с Татарами в поле и смотрели из-за могил иа движение панского войска,

которое генерал Пршиемский построил в боевой порядок, подобный берестечскому.

Языки показали, что неприятель покрыл все поле. По почину Радивила, произошла

весьма серьезная стычка. Козаки несколько раз были прогнаны под самый табор. Два

панцирные сотника козацких попали в плен, но были так пьяны (по словам дневника),

что не могли и говорить.

На другой день, сентября 24 (14) Хмельницкий прислал к Потоцкому пленного

жолнера с выражением своего удивления: он де не велел выходить своему войску, и

стычка произошла против его воли. Это де одни своевольники с чужеземцами (т.-е.

Татарами) вышли. Он радуется, что не произошло большего кровопролития, и обещает

выслать своих послов для заключения мира. Ему отписали, что согласны на мир; но со

стороны Козаков продолжалась война, с участием гармат. Татары и козаки заходили со

всех сторон, и до позднего вечера кипел в разных местах самый разнообразный бой. Но

сколько хмельничане ни крутили веремия Ляхам, сколько ни танцовала татарский танец

Орда, перевес боевого счастья был на стороне панской. Особенно досталось козакам от

Радивила.

Когда совсем уже стемнело, прибыл от Хмельницкого вестник. Он де позабыл

включить в договор некоторые пункты, касающиеся святой веры (niektorych punktow do

ми агу s. potrzebnycli zapomnial przed tym), и завтра пришлет послов.

25 сентября, в ожидании обещанного посольства, происходили беспрерывные

стычки с Татарами. Множество панской челяди, возвращавшейся с фуражем, погибло.

Литовцы поймали двух Козаков, и узнали, что множество черни вышло к соседней

Роси. Паны вывели свое войско в поле, а козаки засели в болоте и зарослях. Но

проливной дождь заставил всех убраться в свои таборы, и не прекращался до

следующего дня.

26 сентября приехали три козацкие посла с требованием, чтобы число

реестровиков было 20.000, и чтобы козаки могли быть въ

.

323

Виннице, Брацлаве и Чернигове, по крайней мере по королевщинам. Коымиссарам

было не до упорства. Голод в панском войске возрастал с ужасающей быстротою. От

непогоды, продолжавшейся трои сутки, умерло 300 иностранных жолнеров. Больных

было страшное множество. А между тем еще в начале сентября наны получили из

Киева донесение, что войско Хмельницкого возросло до 60.000; что Татар у него

15.000; что ежеминутно ожидают из Крыма 30.000, тогда как панского войска, при

начале похода, насчитывали только тысяч 30. Теперь оно поумепъшилось,

позаразилось, ослабело силами и, чтё всего хуже, под видом болезни, множество

шляхты и Немцев уходило домой, набравши лошадей и скота, а некоторые, от великой

нужды, передавались козакам. Чтобы представить всю грозу положения, в каком

очутились паны завоеватели, достаточно сказать, что, по окончании Белоцерковской

или Украинской войны, у Потоцкого и польского и чужеземного войска осталось всего

до 18.000. В тылу у расслабленного остатка Берестечской армии козаки заняли

проходы. Любечь и Лоев, занятые литовцами, держали они в осаде; овладели