Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 3)

де он еще на одну попытку к переговорам (tentanda tentare et tractanda tractare), и, точно

сквозь терние, продрался в Киев, сквозь толпы черни (per obvias Gatervas plebis). В

течение своего трехнедельного там пребывания, добился он того, что наконец

Хмельницкий посетил его, и что после юрисдикции козацкой, наступила в Украине

королевская. Кисель, по его словам, восстановил киевский магистрат с 'его властью, и

за свежее убийство пана Голуба покорял виновных королевским мечем в присутствии

не менее

20,000

Козаков (majqc spectatores najmniej 20.000 Kozakow). Он уведомлял

короля, что составление козацкого реестра приходит к окончанию на обеих сторонах

Днепра, и не советовал королю порываться на войну, потому что Орда готова

поддержать Козаков, и задорное поспольство желает войны с панами. „Но гетман со

всем войскомъ" (писал Кисель, поддавшись новым каверзам Хмеля) „сильно желает

мира и искренно о том заботится; наконец, грозит наступить на мужиков с войском

(nastypic na nich grozi wojskowo). Но ничего верного сказать Кисель всё-таки не мог,

при всем своем желании поддержать мир с козаками. Так как чернь, но его выражению,

была полна последней решимости (oslatnej rezolucyj6j plebs plena), и он боялся, чтобы

война с нею не сделалась национальною и религиозною (juiby nastalo bellum gentis et

religionis), а это показывает нам в Киселе сознание, как Ляхикатолики и Ляхи-

иравославники (от них же первый был он сам) поставили церковное дело в

Малороссии.

Под конец сейма, в начале 1650 года, действительно привезли королю козацкие

послы то, что они, в своем обществе, без сомнения, называли маною40.000-и реестр,

который король и его миротворцы-паны приняли за самый убедительный документ

верноподданства Хмельницкого и за и&рантию мира. „Большинство наших дановъ"

(говорит Освецим), „хорошо знающих дела Речи ИИосподитой, были такого мнения,

что Хмельницкий —или не хотел,, или не мог из нескольких сотен тысяч

взбунтовавшагося хлопства сделать воинами такое малое число, а других без числа

(sine numero) обратить в хлопы, но у него было столько ума, который мы должны в

атом случае за ним признать, и столько совета (rady), что онъ

86

привел предпринятое в исполнение сверх общего чаяния и мнения (ultra spera et

opinionem omnium)*.

Чтобы замшить глаза панам и их королю, Хмельницкий, в начале реестра,

изобразил свой герб, и присовокупил к нему стихотворную октаву, в которой русская

речь так безобразно соединена с польскою, как безобразно соединялся русский элемент

с польским в таких представителях нашей малорусской народности, какими были

Кисели, Древинские, Могилы, Косовы Тризны и lultiquanti... Темный смысл этой

октавы таков: „Старина обновила как бы только то, что слава вновь открывает явно.

Герб, украшающий дом Хмельницких, сильно утверждает в мужестве, в правде, в вере.

И не удивительно: ибо Абданк (habe Dank) есть знак щедрой покорности, а крест

означает твердость веры Хмельницких и силы. ,Ты, король, непобедим в христианском

государстве, имея в своем подданстве Хмельницкихъ* *).

Одновременно с козацкими послами прибыл в Варшаву киев" ский воевода, Адам

Кисель, а вместе с ним и митрополит, Сильвестр Косов, которому, по Зборовскому

договору, следовало дать место в Сенате. Это был камень преткновения па пути

польской жизни. В сеймиковых инструкциях земским послам заключался наказ

утвердить Зборовские пакты с соблюдением прав Римской церкви (salvis juribus

Ecclesiae Romanae). Духовные сенаторы Речи Посполитой боялись быть отлученными

от церкви за допущение схизматика сидеть с ними рядом в сенаторских креслах. В

ответ на это светские указывали им на кальвинистов и лютеран, заседавших в сенате.

Но в Польше католическое духовенство было государством в государстве. Столетия

употребило оно на то, чтобы Шляхетский Народ и короли его творили волю папы, яко

Христова наместника. Только с исчезновением Польши могла исчезнуть зависимость

католиков от земного Бога, восседавшего на святом престоле Петра в Риме. Папы не

боялись протестантов, и про-

*) SfaroZytnosd to tylko iakby odnowila,

2e wiekopomnosd iawno zuowu sig odkryla,

Kleinot, ktdry Chmielniekich dom przyozdoblaiet,

W muinosty, w prawdi, w wiery mocno utwerzaiet. Xedyw: bo Abdank iest znak

szczodrey powolnosci,

Cbrest zafirmament wiery Chmielniekich, moznosci. Nieiwyciezonys, Krolu, w

Chrestianskim Panstwie,

Gdy powolnose Chmielniekich maiesz w svvym poddanstwie.

.

87

тестанты начали уже возвращаться на лоно католичества. „Новая вера*

основывалась на отрицании былого: она была в их глазах недолговечным

отступничеством. Напротив боялись очень польских схизматиков, опиравшихся на

предков и старину заодно с гражданами обширного Московского Царства. По этому

даже тех иерархов, которых иезуиты соблазняли к переходу в унию высокою честью

заседать в сенаторской лавигр, не допустили до равенства с католическими бискупами.

У пап только католик был правоправным християнином. Всякая уступка в этом правиле

представлялась противодействием их видам на вселенскую власть.

Косов, с высоты своего верховенства над малорусскою церковью, мог бы

торжественно заявить на сейме о несоблюдении панами договора в войне с „борцами за

православную веру*, и своим протестом освятить во мнении народа подвиги

Хмельницкого. Но он помышлял единственно о том, как бы, в своем двумысленном

положении, устоять на высоте своего звания и сохранить за собой духовные' хлебы. Он,

без сомнения, чаял выхода из обстоявших его зол посредством гибели ребеллизатговгот

которых., сторонился и Петр Могила, завещавший созданной им иерархии свою

полонизаторскую политику. Поездка Косова в Варшаву была только послушанием

козацкому верховодству в Малороссии. Как верноподданный короля и Речи

Посполитой, он советовался там не с одним Киселем, как ему быть, и смиренно

отказался от своего спорного права на заседание в Сенате. Для соблюдения того

значения, какое было придано ему Зборовским договором, он получил от короля

апробацию на возвращение ведомству митрополита вакантных епархий и т. и Но

фиктивные уступки „схизматику* подлежали еще решению высшей католической

власти. Поэтому литовский канцлер протестовал о своем разномыслии с королем перед

папским нунцием, а нунций вписал свой протест в канцелярии литовского канцлера,—

и огражденная таким способом уния осталась неприкосновенною „в правах римской

церкви*.

Из этого мы видим, что Зборовский договор был нарушен в той статье, которую

Хмельницкий в своей переяславской пропозиции поставил первою, и в той, которую

написал второю: уния не была уничтожена; киевский митрополит не заседал в Сенате.

И однакож, воитель веры и церкви принял за блого сеймовое утверждение Зборовских