Олег Кен - Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934

13 ноября латвийская делегация выехала в Ригу, и в переговорах наступил перерыв. 9 декабря в Москву приехал новый глава делегации В. Мунтерс, задачей которого было ведение переговоров не только по проблемам торгового договора, но и заключение хозяйственного соглашения на 1933 г., поскольку стало очевидным, что даже при успешном завершении переговоров о договоре, тот не будет введен в действие с 1 января 1933 г. Перед Рождеством латвийская делегация, не добившись успеха, вернулась в Ригу. В 1933 г. советско-латвийские переговоры были продолжены [1172].

10 сентября 1932 г.

Опросом членов Политбюро

33/1. – Вопрос НКИД.

Принять предложение НКИД о том, чтобы ограничиться встречей освобожденных из польских тюрем коммунистов следующей программой: Во встрече не должны участвовать советские органы, а также Красная армия (не должно быть почетных караулов). В «Негорелом», а также в Дзержинске (Койданове) встреча ограничивается участием небольших делегаций местных рабочих и других организаций без устройства митингов и без приветственных речей.

На вокзале в Минске встречающих делегатов следует ограничить 100-150-ю без произнесения приветственных речей во избежание демонстраций.

Торжественное заседание может быть созвано только от имени МОПРа и профсоюзов. В газетах не публиковать текстов речей на этом заседании. О выступлениях польских коммунистов на предприятиях также не печатать подробных информации в минской печати.

Выписки посланы: т.т. Литвинову, Гикало.

Протокол № 116 (особый) заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 16.9.1932. – РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 13. Л. 100.

Решение Политбюро было принято в преддверии персонального обмена политических заключенных, намеченного на 15 сентября [1173]. Предложение НКИД, по всей вероятности, мотивировалось состоянием политических отношений с Польшей после подписания 25 июля советско-польского пакта о ненападении и перед началом переговоров о согласительной процедуре разрешения двусторонних споров. Дополнительное обстоятельство в пользу воздержания от новых антипольских пропагандистских акций состояло в одновременном проведении в непосредственной близости от места обмена VI съезда Компартии Польши (оказавшийся последним съезд КПП проходил под Могилевом с 8 по 18 сентября 1932 г.).

4 октября 1932 г.

Опросом членов Политбюро

48/28. – Телеграмма т. Литвинова.

Послать следующую телеграмму т. Литвинову:

«На номер 10703 сессия считает формулировку Кадере приемлемой. Подписывайте договор».

Выписка послана: т. Карахану.

Протокол № 118 (особый) заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 8.10.1932. – РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 13. Л. 119.

Постановление Политбюро знаменовало кульминационный пункт четвертого этапа переговоров о заключении между СССР и Румынией договора о ненападении [1174]. В начале сентября 1932 г. роль посредника в этих переговорах вновь перешла к польской дипломатии. Посланник С. Патек 13 сентября вручил М.М. Литвинову новый вариант заключительного протокола, в котором констатировалось, что «договор не имеет другой цели кроме ненападения и не может быть истолкован для других целей, не [sic] нанести ущерба позиции каждой из сторон в спорах между ними». Несмотря на то, что это указание могло быть истолковано как относящееся к возможным спорам в будущем (против чего возражала советская сторона), нарком не мог не признать, что «новая формулировка заключительного протокола является некоторым шагом вперед» [1175]. В письменном заявлении (возможно, согласованном с руководством ЦК), врученном польскому посланнику на следующий день, она называлась даже «базой, на основе которой можно рассчитывать на скорое достижение соглашения». Единственным препятствием к устройству «встречи уполномоченных обеих сторон, хотя бы на один день, чтобы можно было рассчитывать на заключение пакта», являлось сопровождавшее новый документ предложение вернуться к июльскому (польскому) проекту договора о ненападении, отвергнув, таким образом, согласованный в январе 1932 г. в Риге текст большинства его статей.

В результате обмена мнениями 13–15 сентября Литвинов согласился по пути в Женеву встретиться с Виктором Кадере (опытным юристом и румынским посланником в Варшаве), если тот заручится полномочиями правительства на возвращение к прежней базе переговоров [1176]. В дороге от Белостока до Варшавы Литвинов и Кадере обговорили условия прямых переговоров, после чего нарком продолжил внушения о необходимости «держаться старой базы» в беседах с А. Залеским и его заместителем Ю. Беком [1177]. На встрече с Литвиновым в Женеве 27 сентября румынский уполномоченный подтвердил согласие с принятыми в Риге (окончательно или ad referendum) введением и статьями пакта ненападения. На включение в текст договора ранее предлагавшейся Стомоняковым в Риге ст. III (о недопущении деятельности организаций, имеющих целью вооруженную борьбу против другой стороны) В. Кадере согласился «лишь при условии добавления абзаца относительно недопущения организаций, вызывающих политические и иные беспорядки». В ст. IV (о сохранении в силе ранее принятых сторонами международных обязательств) в Женеве были внесены небольшие поправки.

В «весьма срочной» записке Генеральному секретарю ЦК ВКП(б) Стомоняков о достигнутых наркомом успехах, фактически предлагая принять к сведению оправданное, на его взгляд, намерение Литвинова вовсе «выкинуть» ст. III и принять редакцию ст. IV. «Наибольшие затруднения при вчерашней беседе вызвал, по-видимому, вопрос о сроке пакта. В Риге я согласовал с румыном, – напоминал член Коллегии НКИД, – заключение пакта на срок в 3 года с продлением его на последующие 2 года, если он не будет денонсирован за 6 месяцев до истечения 3-летнего срока. Такой же срок установлен ныне в пактах с Польшей и Францией. Автоматическое продление пактов, являющееся положительным для нас в пактах с Латвией и другими странами, конечно, нежелательно в пакте с Румынией. Тов. Литвинов, однако, справедливо указывает на то, что разрыв по этому вопросу и дискуссия в печати о нем были бы нам невыгодны». Поскольку нарком «просил директивы только по последнему пункту», Стомоняков предлагал «сообщить ему, что, если все спорные вопросы будут удовлетворительно разрешены, он может уступить Румынии по вопросу о продолжительности пакта».

В записке Сталину дополнительно упоминалось о требовании включить в формулу С. Патека о «спорах» между сторонами определение «существующие территориальные». Эта установка соответствовала советской позиции в переговорах с Румынией, начиная с января 1932 г., а конкретное дополнение было, по всей вероятности, согласовано с Кремлем до отъезда наркома в Женеву. «Из телеграммы видно, – отмечал Стомоняков, – что тов. Литвинов будет настаивать на этой нашей редакции» [1178]. Новая редакция, составленная из вариантов Лашкевича и Патека, на которую к 29 сентября под давлением Франции дало согласие румынское правительство требуемые Москвой слова не включала [1179]; 1 октября Кадере предложил Литвинову «ряд новых формулировок, но везде отсутствовало слово “существующих”» [1180].