Олег Кен - Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934

В свете сообщений в польской и французской печати, последовавших за демаршем 23 августа, «становится все более и более явным, что польские маневры по отношению к нам находятся в тесной связи с нашими переговорами с Францией о пакте ненападения», отмечали Л.М. Карахан и заведующий 1 Западным отделом Н.Я. Райвид. Они допускали, «что окончательное подписание этого пакта будет поставлено французами в зависимость от заключения нами пакта с Польшей».

Однако мотивы и тактика Польши оставалась для НКИД «все-таки достаточно неясными». Утверждение о том, что вручением проекта договора ненападения Варшава стремилась побудить немцев пойти на политические уступки ей (которое несколькими днями ранее выглядело убедительным, что отразилось в письме Кагановича Сталину), столкнулось с фактом антигерманской кампании в польской печати. Другим неясным фактором являлась позиция национальных демократов, влиянию которых на польскую политику традиционно придавалось преувеличенное значение; в НКИД были озадачены тем обстоятельством, что «пресса эндеков почти совсем не реагировала на перепалку между нами и Польшей в вопросе о пакте» [866]. 8 сентября члены Коллегии обсудили «вопрос о Польше», пришли ли они к общему заключению и в чем оно состояло, выяснить не удалось. Исполнявший обязанности наркома Крестинский заверял Кагановича, что 9 сентября, после обсуждения в Коллегии и «согласно постановлениям ПБ от 3/IХ», пришлет в ЦК ВКП(б) «соображения о создавшемся положении и о необходимых шагах». Такой документ не обнаружен; возможно, члены Политбюро к обсуждению 10 сентября получили лишь направленные им двумя днями ранее справку помощника заведующего 1 Западным отделом И.М. Морштына о переговорах между СССР и Польшей по поводу пакта ненападения в 1926–1927 гг. и перевод памятной записки Патека от 17 сентября 1927 г., в которой были сформулированы разногласия сторон [867].

10 сентября 1931 г.

Решение Политбюро

7/19. – О Латвии (т.т. Крестинский, Карахан, Стомоняков).

Снять вопрос.

Протокол № 61 (особый) заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 10.9.1931. – РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 11. Л. 2.

Вероятно, на рассмотрение Политбюро было внесено предложение о денонсации советско-латвийского торгового договора 1927 г. Первоначально идея использовать угрозу денонсации была выдвинута членом Коллегии НКИД Б.С. Стомоняковым в начале 1931 г. как маневр, «придуманный в целях воздействия на лат[вийское] пра[вительство] для прекращения травли против торгового договора». Стомоняков, ранее рассматривавший советско-латвийский торговый договор как своего рода «гарантийный договор», обеспечивающий определенную лояльность ведущих политических кругов Латвии в отношении СССР, был позднее вынужден существенно изменить свои излишне радужные оценки.

Недовольство рижских кругов торговым договором с СССР, помимо политических мотивов, не имевших прямого отношения ни к этому акту, ни к практике его выполнения, было обусловлено нежеланием СССР размещать в Латвии заказы на продукцию промышленности (в силу значительного несоответствия цен и качества изделий) и расширять закупки сельскохозяйственных продуктов (при этом с латвийской стороны в частных беседах неоднократно звучали заявления о том, что поскольку промышленность в значительной мере «находится в руках еврейского капитала», то получаемые от советских заказов выгоды никак не сказываются на благополучии латышей, занятых в основном в сельском хозяйстве). С другой стороны, в 1929/30 и 1930/31 договорных годах Латвия имела положительный баланс в торговле с СССР (16,5 и 14,1 млн. лат соответственно), а транзит через Латвию возрос с 562 тыс. тонн в 1928 г. до 787 тыс. тонн в 1931 г. (85,9 % всего латвийского транзита) [868]. Доля СССР достигла в латвийском экспорте в 1931 г. 20,2 %, в импорте – 9,4 % [869]. Экспорт из СССР в Латвию по сравнению с преддоговорным 1926/27 годом сокращался ежегодно в среднем на 12 % [870]. Однако, все это было неспособно остановить волну критики торгового договора с СССР. В марте 1931 г. советско-латвийские отношения оказались настолько натянутыми, что Б.С. Стомоняков предупредил полпреда А.И. Свидерского, что угрозу денонсации следует рассматривать как актуальную [871].

В конце апреля Б.С. Стомоняков предложил Свидерскому «создать заблаговременно аргументацию в пользу денонсации или невыполнения торгового договора», поясняя, что, пока не выяснится ситуация с заказами для Латвии, не следует выдвигать перед нею требований, которые та может легко исполнить и затем использовать этот факт против СССР в случае денонсации договора [872]. Летом 1931 г. полпредство и торгпредство получили указание максимально использовать размещение советских заказов в Латвии для благоприятного воздействия на предвыборную кампанию (ставка делалась на правых социал-демократов, у которых, в отличие о левых, оказавшихся «беспомощными» и «мягкотелыми», могла обнаружиться «воля к власти»). В развитие этих директив, 10 июля (перед своим уходом в отпуск) Стомоняков сообщил полпреду о дополнительном плане, проведение которого он намеревался предложить Коллегии НКИД по возвращении из отпуска в начале сентября. Речь шла о том, чтобы 10 или, самое позднее, 15 сентября (дата определялась намеченными на начало октября парламентскими выборами в Латвии) направить латвийскому правительству ноту с обвинениями в проведении антисоветской кампании, главным объектом которой стал торговый договор, и предложением заблаговременно приступить к переговорам о заключении договора на новых основах. Тем самым, сторонники добрососедских отношений с СССР могли бы утверждать, что латвийские правительства «своей неправильной политикой в отношении СССР… подрывали корни того дуба, который подкармливал и подкармливает своими плодами все латвийское народное хозяйство» [873].

Совпадение даты заседания Политбюро с указанной в июльском письме Свидерскому позволяет полагать, что инстанцией был рассмотрен этот «план Стомонякова». Причины снятия вопроса с обсуждения не ясны, и, вероятно, связаны с отсутствием как находившегося в отпуске И.В. Сталина, так и наркома внешней торговли А.П. Розенгольца. Отсутствовал и Литвинов, взгляды замещавшего его Крестинского часто не совпадали с точкой зрения Стомонякова (о чем свидетельствуют их записки Генеральному секретарю). Возможно, с учетом этих обстоятельств члены Политбюро предпочли бы, не отвергая предложения Стомонякова, не выносить решения по этому принципиальному вопросу, однако, поскольку, согласно высказанному выше предположению, речь шла об инициативе, которая имела смысл лишь в случае ее незамедлительного осуществления, откладывание решения было равносильно зафиксированному в протоколе «снятию вопроса».