Олег Кен - Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934

20 сентября 1931 г.

Решение Политбюро

3. – О Польше (ПБ от 10.IX.31г., пр. № 61, п. 3/15) (т.т. Литвинов, Крестинский, Карахан).

а) Отвергнуть установку т. Литвинова, изложенную им в записке от 15.IХ. с.г. в Политбюро ЦК по поводу Польши.

б) Исходя из прежних решений Политбюро о необходимости добиваться заключения пакта о ненападении с Польшей, предложить НКИД в2 -декадный срок представить в Политбюро свои соображения о мероприятиях, необходимых в связи с этим в данное время.

Выписки посланы: т. Литвинову; т. Карахану – п. «б»

Протокол № 63 (особый) заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 20.9.1931. – РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 11. Л. 9.

15 сентября вернувшийся из Берлина М.М. Литвинов направил членам Политбюро документ под названием «Экономическое и политическое положение Польши в связи с предложением пакта о неагрессии», подготовленный согласно решению Политбюро от 10 сентября. Проект доклада (записки) был разработан заведующим 1 Западным отделом Н.Я. Райвидом и референтом Б.Н. Николаевым не позднее 14 сентября и направлен членам Коллегии НКИД. Затем документ был изменен и дополнен каждым из ее членов, поскольку «связанная кратким сроком Коллегия не имела возможности коллективно и детально обсудить эту записку». Она состояла из семи разделов («Хозяйственный кризис в Польше», «Финансовые затруднения Польши», «Торговые отношения СССР с Польшей», «Внутриполитическое положение», «Внешняя политика Польши», «Советско-польские отношения» и «Заключение»). В своей записке Литвинов предупреждал, что получить аутентичную информацию о внешнеполитических планах оказалось невозможным. Как бы забывая об особенностях авторитарной системы Пилсудского, предельно сужавшей возможность для иностранных дипломатов узнавать о дискуссиях в правящих кругах и влиять на их исход [874], вину за это обстоятельство Литвинов был склонен возлагать на «наше Полпредство в Варшаве», которое «весьма слабо связано с общественными кругами. Польши, серьезных источников информации не имеет, и поэтому составители записки вынуждены были в политической части оперировать в значительной степени догадками, предположениями, непроверенными дипломатическими слухами и россказнями». «Более серьезно», по мнению наркома, были «обоснованы экономическая и финансовая часть» [875]. Основные тезисы первых четырех разделов состояли в том, что в силу глубины экономического кризиса Польша испытывает растущую нужду в иностранных кредитах, которая «побуждает… польское правительство к «миролюбивым» жестам во внешней политике в целях укрепления доверия иностранного капитала к Польше». СССР является «единственной страной, куда растет польский экспорт», «мы начинаем играть крупную роль во внешней торговле Польши». Однако, несмотря на то, что «в Польше растет заинтересованность в развитии экономических отношений с СССР», «до самого последнего времени польское правительство и промышленные круги скептически относятся к возможности и целесообразности заключения торгового договора с СССР». Внутриполитическое положение было рассмотрено крайне схематично, отчасти это оправдывалось ссылкой на то, что «состояние рабочего и крестьянского движения в Польше должно быть известно Политбюро из материалов более компетентных организаций». По мнению авторов доклада, «углубление экономического кризиса» создавало «угрозу основам буржуазной Польши», что приводило «к смягчению «оппозиции» по отношению к Пилсудскому со стороны н.[ациональных]-де[мо]к[рат]ов, ППС и крестьянских партий». С другой стороны, не вызывало «никакого сомнения», что связанный с кризисом рост симпатий к СССР в рабоче-крестьянских массах, «а также увеличение интереса к СССР со стороны хозяйственных кругов Польши», затрудняют правительству Пилсудского «сохранение вовне прежней агрессивности и враждебности по отношению к СССР и побуждают его к пацифистским жестам и маневрам по нашему адресу».

В разделах, посвященных внешней политике Польше, отмечалось, что «исчерпание локарнского периода германской политики» и хозяйственный кризис привели к обострению польско-немецких отношений, «правительственная пресса выступает против Германии, правительственные круги организуют антигерманские демонстрации». «Однако дальше этих тактических маневров правительство Пилсудского не пошло», оно «заняло выжидательную в дипломатическом отношении позицию», создавая впечатление, что «Польша заинтересована лишь в неприкосновенности польско-германской границы от ревизионистских поползновений германского национализма. Это поведение польской дипломатии по отношению к Германии целиком укладывается в рамки линии Пилсудского, всегда стремившегося к соглашению с Германией против СССР». В этом контексте акция Патека преследовала цель «ликвидации рапалльской политики», что могло бы подготовить сближение Варшавы и Берлина. Кроме того, предложение о пакте ненападения, основанное на принципе «круглого стола», было призвано смягчить польско-румынские разногласия и привести к усилению пошатнувшегося влияния Польши в Прибалтике.

Что касается отношения Польши к Советскому Союзу, то в ее тактике «в последние месяцы» отмечались «некоторые новые моменты» (являющиеся, впрочем, лишь «отражением новой международной обстановки») – примирительный тон заявлений официальных лиц и польской прессы, не изменившийся даже после отповеди Москвы в конце августа. В политических кругах Польши существуют различия по вопросу об отношении к СССР, «было бы, однако, неправильно предполагать», указывалось в записке НКИД, «что внешняя политика Польши может зависеть от отношения к ней тех или иных политических партий», в частности национальных демократов, – «направление внешней политики определяется планами диктатуры Пилсудского». Из окончательного текста доклада исчезло инспирированное сообщениями Антонова-Овсеенко предположение о наличии двух тенденций в «правительственных кругах» по поводу пакта с СССР. Было изменено и жесткое заявление о том, что программа Пилсудского, направленная на отторжение Советской Белоруссии и Советской Украины – при поддержке Франции и благожелательном нейтралитете Германии, – «остается в полной силе». Вместо этого в направленном Политбюро тексте подчеркивалось, что «в пределах правительственного лагеря законом является воля Пилсудского и его ближайшего окружения, по-прежнему стремящихся к осуществлению известных федералистических идей Пилсудского» и потому не имеющих «каких-либо серьезных намерений к улучшению отношений с СССР, в частности, к заключению пакта о ненападении с СССР». Главную причину акции 23 августа и «шумихи» вокруг него авторы доклада усматривали в «стремлении запугать Германию перспективой франко-польско-советского сговора, сводящего на нет все договора Германии с СССР» и привести ее «к осознанию необходимости поворота от СССР». Из этих положений вытекала позитивная оценка опровержений и заявлений, сделанных НКИД в конце августа: «Мы разоблачили легенду о польско-советских переговорах и тем самым успокоили находившуюся в большой тревоге Германию, а также Литву. Тем самым мы сорвали польско-французскую попытку нанести удар советско-германским и отчасти советско-литовским отношениям». Райвид и Николаев предлагали завершить доклад Наркоминдела выводом, в котором был бы учтен обмен мнениями на заседании Политбюро 3(5) сентября, т. е. указать, что залпом августовских разоблачений «осуществлена лишь одна часть нашей внешнеполитической задачи в отношении Польши. Вторая часть должна заключаться в том, чтобы в соответствующее, благоприятное для этого время, выявить нашу готовность к заключению советско-польского пакта о ненападении и тогда окончательно разоблачить антисоветские планы правительства Пилсудского».