Николай Лузан - Сталин. Охота на «Медведя»

Гном терялся в догадках, чем было вызвано такое красноречие Мацуоки. А тот, разразившись еще одной гневной тирадой против большевиков, перешел к делу – открыл папку и выложил на стол карту со стопкой листов. На ней в глаза Гному бросились размашистая подпись командующего Квантунской армией и гриф особой важности. Изогнутые синие и черные стрелы – направления будущих ударов японских корпусов – нацелились на Читу, Благовещенск и Хабаровск. Аккуратные столбцы цифр, были сведены в таблицы, которые в известные только узкому кругу лиц день и час должны были ожить и заговорить скороговоркой пулеметов, громом орудийных залпов и танковыми клиньями вонзиться в оборонительные порядки противника. Вся эта огромная, несущая смерть и разрушение военная машина копила и набирала силу на лежащем перед Гномом буро-зеленом клочке карты.

У него перехватило дыхание: то, ради чего он ежедневно рисковал и что безуспешно пытался узнать, находилось перед ним. Опытный взгляд штабиста не мог ошибиться. Это была та самая карта и тот самый план наступления, о котором перешептывались близкие к командующему армией офицеры. Гному стоило немалых усилий скрыть охватившее его волнение. Мацуока, кажется, ничего не заметил и объявил:

– Капитан, вы знаете о нехватке офицеров в отделе. Майор Сато выехал в командировку в Хэган и вернется через четыре дня…

«Поехал к границе выверять на месте детали плана наступления, – предположил Гном, и внутри у него все затрепетало: – Остаюсь только я. Ну, давай же, говори! Приказывай!»

– Завтра мне необходимо представить начальнику штаба план наступления с последними изменениями, – чеканил каждое слово Мацуока. – Я поручаю вам выполнение этой важной задачи. Времени осталось мало. Надеюсь, вы справитесь?

– Так точно, господин полковник! – заверил Гном.

– Помните, капитан, каждое слово и каждая цифра из этих документов – строжайшая тайна. Агенты НКВД отдали бы многое, чтобы узнать ее.

– Ясно, господин полковник!

– Еще раз напоминаю, никому ни одного слова! В кабинет никого не впускать! Документы вернуть лично мне! Понятно?

– Да!

– За работу, время не ждет! – поторопил Мацуока и вышел из кабинета.

Давно уже стихли шаги полковника, а Гном, как завороженный, смотрел на карту. Шорох стрелок часов нарушал сонную тишину кабинета; они неумолимо отсчитывали секунды и минуты отпущенной ему удачи. Сделать до утра копию карты и таблиц казалось немыслимым делом. Глаза страшились, а руки выполняли свое дело. Гном закрыл дверь на ключ, плотно задернул шторы, достал из ящика письменного стола кальку, которую держал для таких случаев, раскатал по карте, и, вооружившись карандашом и лекалом, принялся за работу.

Карандаш стремительно скользил по бумаге, очерчивая линии будущих фронтов и котлов окружения. Цветная паутина все гуще покрывала территорию советского Дальнего Востока и Забайкалья. Гном работал без отдыха и останавливался, лишь когда у дверей раздавались шаги часового или засидевшегося допоздна штабного офицера. Время перевалило за полночь, и работа над картой наконец подошла к концу. От неимоверного напряжения спина одеревенела, голова кружилась, а перед глазами плясала рябь из черных точек. С трудом держась на ногах, Гном добрел до топчана и без сил рухнул.

Свинцовая усталость охватила тело, через мгновение он провалился в обволакивающую темноту. Из полузабытья его вывел шум в коридоре. Бряцание оружием и отрывистые команды говорили о том, что подошло время смены караула. Гном очнулся, посмотрел на часы и ужаснулся – стрелки показывали ровно четыре. Час драгоценного времени был потерян. Стараясь наверстать упущенное, он ополоснул лицо водой, вернулся к столу и занялся таблицами. Стрелки неумолимо отсчитывали минуты, и ему пришлось копировать лишь те таблицы, где содержались самые важные данные, а затем он занялся картой для командующего Квантунской армией и пояснительной запиской к ней. С наступлением рассвета оба эти документа были готовы. Гном сложил их в сейф и в изнеможении распластался на топчане.

Поднял его на ноги рык дежурного по штабу. Он рапортовал прибывшему на службу командующему. Вслед за этим захлопали двери кабинетов, и громкие голоса зазвучали в коридоре. Штаб ожил и забурлил. Гном встрепенулся, прошлепал к зеркалу и ужаснулся – на него смотрело землисто-серое, с глубоко валившимися глазами и поросшее густой щетиной лицо. До появления Мацуоки оставались считаные минуты, Гном принялся приводить себя в порядок. Встретил полковника он гладко выбритым и застегнутым на все пуговицы кителя. Мацуока был немногословен, похвалил за работу и, проявив редкое благодушие, разрешил отдохнуть до обеда.

Не успели стихнуть его шаги, как Гном поспешил на выход. Пристальный взгляд часового заставил его сердце тревожно забиться. Проверив пропуск, он снял блокировку с вертушки. Входная дверь распахнулась, морозный воздух наполнил тамбур. Гном с облегчением вздохнул, вышел на улицу, и ноги сами понесли его на встречу с Ольшевским.

Пакет жег грудь и подгонял Гнома вперед. На Китайской он взял извозчика, доехал до вокзала, там сделал круг и, не обнаружив за собой «хвоста», возвратился на Соборную площадь, дальше пошел пешком. День выдался погожий. В лучах восходящего солнца купола Свято-Николаевского собора горели жаром, зеркальным блеском сверкали витрины магазина «И. Чурина и К о», а на центральных улицах было не протолкнуться. Утренний Харбин напоминал собой Вавилон.

Гном полной грудью вдыхал бодрящий воздух, и не подозревал, что филеры японской и белогвардейской наружки отслеживали каждый его шаг. Слежка за ним для них не составляла трудна. Он особой прытью не отличался, и начальник бригады наружного наблюдения белогвардейской контрразведки Модест Клещев не напрягался. С Гномом ему и его филерам повезло: большущая голова на тщедушном теле, как поплавок для рыбака, служила для них хорошим ориентиром. Вел он себя прилично и не пытался выбрасывать фортелей со сменой такси и беготней по подворотням. По пути зашел в магазин, для вида покрутился у прилавка, но на таких «детских» приемах асов наружки Клещева было не провести. Его поведение и действия они просчитывали на три шага вперед, и если Дулепов ничего не напутал, то «объект» никак не тянул на профессионала. Гном тупо убивал время, но после аптеки острый глаз Модеста подметил в его поведении изменения.

Тот стал суетлив, и филеры приняли «стойку». Первым на контакте с ним засветился приказчик из магазина «Кунс и Альберте». Но Клещев не оставил за ним «хвоста» – приказчик был «пустышкой». Подобострастная рожа, вороватые глаза, в которых застыло по червонцу, и сопливый возраст – он явно не тянул на серьезного агента красных.