Николай Лузан - Сталин. Охота на «Медведя»

«Стреляй, Паша! Стреляй!» – кричало все в Ольшевском. Он выхватил пистолет из кармана плаща, стремительно шагнул к предателю и вскинул руку. Их взгляды сошлись. Глаза Люшкова раскатились на пол-лица. Он как завороженный таращился на ствол, а рот раскрылся в беззвучном крике. Павел нажал на спусковой крючок и не услышал выстрела. Судьба снова подставила ему подножку – пистолет дал осечку.

– Помогите! – истеричный женский вопль взорвал спокойствие улицы.

Барышня, потеряв от страха голову, металась между машиной и Люшковым. Павел лихорадочно передернул затвор и вскинул пистолет, пытаясь поймать цель. На его пути живым щитом встала женщина. Люшков вцепился в нее мертвой хваткой, пятился к машине и истошно вопил:

– Котов, стреляй! Стреляй!

Водитель растерялся. Улица взорвалась командами, ревом машин и топотом ног. Филеры Клещева брали Ольшевского в клещи.

– Взять живьем! Живьем! – надрывался Дулепов.

Кольцо окружения неумолимо сжималось вокруг Павла, но это не остановило его. Он видел только одного Люшкова – цель, перед которой все остальное меркло. Тот пытался втиснуться в машину. Ему мешала барышня, висевшая на нем неподъемной гирей. Люшков швырнул ее на мостовую и нырнул в «опель». Павел нажал на курок, и грохот выстрела слился с пронзительным детским криком. Он обернулся. На него огромными, вмиг повзрослевшими глазами, смотрел мальчик и молил:

– Дяденька, не надо! Не надо!

Павел замешкался, и этого хватило, чтобы водитель пришел в себя. Машина взревела двигателем и сорвалась с места. Он выхватил второй пистолет и принялся стрелять с двух рук. Заднее стекло на «опеле» разлетелось вдребезги, серая сыпь пробоин покрыла кабину, внутри кто-то пронзительно вскрикнул, машина пошла юзом и врезалась в стену сапожной мастерской. Здесь уже не выдержали нервы у филеров Клещева, они открыли огонь по Павлу. Он откатился под защиту крыльца. Выстрелы становились все прицельнее и не давали ему поднять головы, но тут подоспела помощь. «Форд», прорвав оцепление, поравнялся с ним, задняя дверца распахнулась, из нее высунулся Дмитрий и крикнул:

– Прыгай! Прыгай!

Павел нырнул в машину и распластался на заднем сидении. Николай нажал на газ. Вслед раздалась бешеная пальба, ее заглушил взрыв гранаты – это вступили в бой ребята из группы прикрытия. Они приняли огонь на себя и отсекли погоню. Николай давил на газ и все дальше уходил в отрыв. Вскоре стрельба и истошные вопли стихли. Павел пришел в себя и только тогда понял, что ранен в плечо, достал из кармана платок и приложил к ране.

– Паша, крепись! Крепись! – старался поддержать его Гордеев и торопил Николая: – Коля, смотри, где можно тормознуть и сделать перевязку!

Тот рыскал глазами по сторонам, но так и не увидел подходящего места.

– Давай направо! – заметил арку Дмитрий.

Николай свернул к ней, въехал во двор и остановился. Гордеев сбросил себя пальто, пиджак, сорвал рубашку и принялся рвать на полоски. Вместе с Николаем они сделали перевязку Павлу и затем проехали к Никольской церкви. Там их должна была ждать резервная группа с машиной, но ее на месте не оказалось. Облава в городе смешала все планы. Дмитрий не стал испытывать судьбу и принял решение ехать в район железнодорожных мастерских, туда в ночное время жандармы и полицейские вряд ли бы отважились сунуть свой нос. Избегая центральных улиц, Николай проехал к депо, остановился на задах строительного склада и спросил:

– Куда дальше, Дима?

– Все, приехали! Прячем концы в воду! – распорядился Гордеев.

– Это как?

– Машину сжигаем, а Пашу – к Свидерскому.

– На чем?

– На такси.

– Так, может, на нашей доедем?

– Ага, до первого патруля. Все, палим! – потребовал Гордеев и открыл бензобак.

Слив бензин, он поджег машину. Гудящий факел взметнулся вверх, ухнул глухой взрыв, и от «форда» осталась груда искореженного металла.

– К дороге, ребята! Паша, ты как, можешь идти? – спросил Гордеев.

– Все нормально, – заверил он и, превозмогая боль в плече, старался не отстать от него и Николая. Выбравшись на Деповскую, они попытались поймать такси, но их, как назло, словно вымело метлой. Шло время. Павла от потери крови стало пошатывать, а лицо начало опухать от ушибов и порезов. Николаю наконец удалось поймать машину. Дмитрий снял с себя пальто, набросил на Павла, чтобы закрыть пятно крови, проступившее на его плаще, усадил на заднее сиденье и попросил водителя:

– Землячок, нам бы к «Мутному глазу»!

Таксист понял с полуслова и весело заметил:

– Однако хорошо гуляете, ребята!

– Грех жаловаться, а если с ветерком прокатишь, то не обидим. Давай, гони! – поторопил Николай.

– О чем речь. С ветерком, так с ветерком, только держись! – хмыкнул таксист и нажал на газ.

Рюмочная «Разгуляевка», более известная среди местных завсегдатаев, как «Мутный глаз», пользовалась особой славой. Даже самые стойкие не могли устоять перед соблазнительными официантками, сначала ублажавшими клиентов водкой, а затем и телом. Рано или поздно, как у трезвенников, так и у язвенников отшибало мозги и мутнел глаз. Пережив не одного хозяина, не одну грандиозную драку и также многочисленные скандалы «Разгуляевка» продолжала манить к себе многочисленную публику. Но не это, а ее близость к дому Свидерских заставляла Гордеева стремиться туда. Его обещание щедрых чаевых подстегнуло таксиста. Он лихо подрезал повороты и притормаживал, лишь когда навстречу попадались машины с полицейскими и грузовики с солдатами. Дмитрий сжимал пистолет в кармане и молил Бога, чтобы машину не остановил патруль. Наконец, впереди показался бронзовый Асклепий. У дома Свидерских было спокойно. На стояке перед «Разгуляевкой» он и Павел вышли, а Николай поехал дальше к Дервишу, чтобы доложить о результатах операции и выяснить обстановку.

Слухи о перестрелке в центре Харбина со скоростью лесного пожара распространялись по городу. Свидерские, и без того сидевшие как на иголках, не находили себе места. И когда зазвенел дверной колокольчик, доктор, несмотря на свои пятьдесят шесть лет, первым оказался у двери. Вслед за ним по лестнице скатилась Анна. Вид Павла говорил сам за себя.

– Аня, воду и бинты! Павла – в кабинет, – распорядился Свидерский.

Она бросилась в столовую. Дмитрий подхватил обессилившего Павла и повел его наверх. Свидерский задвинул засов на входной двери и присоединился к ним. В кабинете они раздели Ольшевского и уложили на кушетку. Свидерский осмотрел рану, она оказалась не опасной, пуля не задела кость и прошла на вылет. Анна занялась ее обработкой. После перевязки Павел почувствовал себя лучше и сделал попытку подняться.

– Лежи, герой, успеешь находиться! – остановил его Свидерский и распорядился: – Аннушка, дай ему успокоительного! Пусть выспится, сон – лучшее лекарство.