Дмитрий Синеокий - Бореальная культура позднего палеолита как свидетельство первой европейской цивилизации

С койсанскими языками интересно то, что носителей койсанских языков выделяют в самостоятельную капоидную (или койсанскую) расу. И по облику она более напоминает монголоидную, нежели негроидную расу (формирования в похожих пустынных условиях), т. е. физиологические отличия вполне обусловлены средой.

Кроме того, генетиками установлено, что самой древней ветвью, которая находится ближе всего к общим предкам всего человечества, является, как раз капоидная (койсанская) раса (Сара Тишкофф, 2009 [33]). И Старостин, определенно, рассматривал койсансие языки, как наиболее древние и наиболее близко стоящие к моноязыку.

Но мы уже говорили, что негроидная раса появляется порядка 80 тыс. лет назад. И в этом случае моноязык, если мы хотим вести его от койсанской расы, которая, очевидно, существовала еще до возникновения негроидной, никак не может быть моложе этой даты, поскольку под возникновением расы должно пониматься отделение некой группы, которая утрачивала связь с материнской группой и начинала эволюционировать самостоятельно в других географических и климатических условиях. Однако сам Старостин исходя из лингвистического анализа определял максимальную древность возникновения моноязыка как 50 тыс. лет назад.

Также, насколько мне известно, в Африке не существует более древних археологических артефактов, нежели карельские и кольские петроглифы и палеолитические венеры, доказывающие наличие абстрактного языка у койсанской, да и негроидной расы.

Койсанскую же расу, возможно, следует рассматривать как прямого потомка того подвида, который порядка 200 тыс. лет назад первым обозначил появление вида Человек разумный. Но это вовсе не означает, что и язык у этой расы возник раньше остальных рас. Наоборот, изменившиеся условия, в которых проистекало формирование новых рас, являлись более благоприятным фоном для появления новых качеств.

Исходя из сказанного, можно предположить, что протоязык индоевропейской семьи был одним из наиболее древних и возник в интервале 40–36 тыс. лет назад. Этим объясняются передовые позиции европеоидов на протяжении всей последующей эволюции человеческих цивилизаций. Они раньше остальных вступили в поле новой информационной материи.

После возникновения протоязыка в каком-либо центре в результате расселения народа от него начинают отделяться различные группы, языковая эволюция у которых идет уже по собственному независимому от других групп пути, так образуются различные языковые ветки, принадлежащие одной языковой семье, далее процесс дивергенции идет уже среди языковых веток и т. д. вплоть до появления современных национальных языков.

Однако при этом процессе при расширении ареала обитания возникшей расовой популяции, стали возникать контакты с носителями языков возникших в других языковых центрах и при дивергенции языков, возникших из одного центра стала происходить их конвергенция с языками, ведущими свои истоки из других центров.

Когда расселение народов достигло своих географических границ, конвергенция стала происходить как между языками, ведущими свою историю от независимых языковых центров, так и с языками, ведущими свою историю из единого центра.

Вот такая каша.

Весьма примечательно, что аргументы, которые приводят в качестве доказательства наличия моноязыка и дальнейшей дивергенции, абсолютно не меняя, можно приводить и в качестве доказательства изначального полиязычия с последующей конвергенцией.

Несмотря на то что термин «ностратические» был введен в 1903 г. Научно обосновать выделение ностратической семьи сумел сделать в 1965 г. только русский лингвист В. М. Иллич-Свитыч. В работе «Материалы к сравнительному словарю ностратических языков (индоевропейский, алтайский, уральский, дравидский, картвельский, семитохамитский)» он расширил рамки ностратической макросемьи, включил в ее состав картвельскую и дравидийскую семьи, присоединил к алтайской семье корейский язык. Он же сделал и реконструкцию ностратического языка.

Приведем наиболее сильные аргументы в пользу существования ностратического языка.

Генетическое родство Н. я. обнаруживается в наличии в них обширного корпуса родственных (генетически тождественных) морфем, как корневых, так и аффиксальных (около 1000). При этом корпус корневых морфем включает корни основного словарного фонда и покрывает круг основных элементарных понятий и реалий (части тела, родственные отношения, основные явления природы, названия животных и растений, пространственные отношения, элементарные действия и процессы, основные качества). Праязыки, которые дали 6 семей языков, объединяемых в Н. я., обнаруживают генетическое тождество наиболее устойчивых частей системы грамматических (в том числе словообразовательных и словоизменительных) морфем. Это касается прежде всего системы указательных, вопросительных и личных местоимений (и восходящих к ним аффиксов спряжения) и системы аффиксов именного словоизменения (склонения). К генетически общим относится также значительное количество первичных словообразовательных аффиксов.

(Лингвистический энциклопедический словарь / гл. ред. В. Н. Ярцева [34])

Однако в работах другого русского лингвиста Н. Д. Андреева, который разрабатывал свою концепцию бореального языка для раннеевропейского, раннеуральского и раннеалтайского языков (не путать с борейским языком в концепции Старостина), мы можем прочесть следующее.

«Типология бореального праязыка была предельно проста: это был язык изолирующего строя, лексика которого состояла из двух согласных корневых слов, причем вокалические силлабемы внутри таких слов характеризовались позиционно заднем тембром, акцептно обусловленным количеством, отсутствием собственной дистинктивной функции. Частей речи как таковых в БП не было; морфология – в ее современном понимании – отсутствовала; единственным видом словообразования было корнесложение, т. е. соединение двух корневых слов в одно сложное целое, единство которого оформлялось постановкой ударения на одной из силлабем и элиминацией акцента у другой силлабемы».

(Андреев Н. Д., 1986 [35])

Я не согласен с идеей Андреева, представляющего бореальный язык, как праязык для раннеевропейского, раннеуральского и раннеалтайского языков, так же как и с представлением Старостина о моноязыке. Но с представлением Андреева о том, что являл собой язык в начальный период своего существования, полностью согласен. С оговоркой, что Андреев описывает не момент рождения языка, а момент уже после некоторой эволюции, поскольку есть основания полагать, что в момент рождения языка слова состояли не из двух согласных корневых слов, а из одного, т. е. первоначально возникли моносогласные корневые слова. Причем полагаю, что это представление применимо к любому из центров возникновения протоязыков. Как видим, такое представление о начальном периоде развития языка противоречит аргументации существования моноязыка на основании обнаруженного тождества наиболее устойчивых частей грамматических морфем, вследствие отсутствия грамматических форм на ранних стадиях возникновения любого протоязыка как таковых. Обнаружение тождества грамматических морфем у языков, принадлежащих к разным языковым семьям, говорит о том, что к тому моменту, когда в языках начался процесс конвергенции, по крайней мере один из них в своем развитии подошел к образованию грамматических форм, а дальнейшее развитие этих языков происходило уже при взаимовлиянии друг на друга.