Леонид Борисов - Жюль Верн

- Подробностей я не знаю, но кое-что слыхала, - доверительно сообщила Жанна. - Война принесла и горе и радости. Одни осиротели, другие потолстели еще больше. Ты осуждаешь войну, Жюль?

- О да! Но все же скажу без лицемерия, - некоторые войны я не в состоянии осудить. Я буду приветствовать борьбу черных с белыми, угнетенных с угнетателями, - я на стороне тех, кто борется за свою независимость.

Жанна ввела его в салон своего мужа. Здесь встречались солидные коммерсанты, владельцы газет и издательств, игроки на бирже, интенданты и поставщики на армию и флот. Жюль дважды посетил этот салон и дал себе слово не приходить больше. Да и вообще следовало отоспаться: ночные сборища приучили Жюля к тому, что он спал днем. Однако летающие перед глазами мушки исчезли, в количестве значительно меньшем они появлялись только в те минуты, когда Жюль вспоминал о них. Весною пятьдесят шестого года он отыскал салон по своему вкусу. Впрочем, этот дом нельзя было назвать салоном: в небольшом загородном особняке ученого Гедо каждый понедельник собирались профессора, сотрудники научно-технических издательств, инженеры. Разговоры велись на темы изобретательства и открытий. Жюля сразу же очаровала атмосфера этих собраний. Он забирался в уголок и внимательно слушал возникающие споры, импровизированные диспуты, жаркие перепалки горячо любящих свое дело людей. Ровно в два ночи гости желали хозяину и его жене всего Доброго и расходились по домам. Жюль познакомился с посетителями этого кружка и незаметно для себя втянулся в споры и диспуты. Заговорили как-то о том, в какой именно области науки появится наибольшее количество открытий. Хозяин назвал химию. Инженер Гош - физику. Спросили Жюля: что он думает по этому поводу?

- Прошу извинить меня, - смущенно ответил он, - я не имею специальности, я всего-навсего непрактикующий юрист и редко печатающийся литератор. Но я люблю науку. Люблю мечтать о том времени, когда человек подчинит себе природу, овладеет всеми секретами материи и установит царство разума, если позволительно так выразиться. Наиболее внушительных побед еще в нынешнем столетии я жду от тех людей, которые работают в самой таинственной, самой многообещающей области, едва разгаданной и еще не вспаханной. Я имею в виду область, связанную с громом и молнией. По-моему, именно здесь скрыты все тайны, - в силе молнии заключены все науки - и химия, и астрономия, и даже география и медицина. Я не умею выражаться точнее, умнее,- простите меня! ..

- Прощаем и просим продолжать, - сказал хозяин дома. - Вот только медицина...

- Это от преизбытка благоговения моего, - пояснил Жюль. - Я очень многого жду от электричества. Оно должно осветить наши дома, дать совершенно новый вид энергии для транспорта и промышленности, и, простите, я весьма смутно и, значит, неверно представляю, как именно все это будет выглядеть, но я страстно люблю фантазировать! Мне кажется, что если я проживу еще лет сорок, - я собственными глазами своими увижу корабли, летающие над землей, приборы, посредством которых люди, находящиеся в Париже, будут переговариваться с друзьями, живущими в Лондоне. .. И много других волшебных вещей. Я хочу быть на уровне всех современных знаний, жадно стремлюсь к этому, стараюсь не отставать.. .

Он говорил увлеченно, со страстью; его слушали не перебивая, а потом спросили, откуда у него такое свободное обращение с научными и техническими терминами, как сумел он в свои молодые годы так много узнать. Жюль пожал плечами и смущенно отошел в сторону. Да и было от чего смутиться, - хозяин дома, человек очень скупой на похвалу и осторожный в оценках, сказал соседу своему, известному кораблестроителю, побывавшему на войне:

- Этот Жюль Верн еще покажет себя! Мне по душе его запал, страсть, жажда знаний. В нашем скромном кружке появился многообещающий человек. Юрист! Надо же придумать!

Многообещающий молодой человек весьма легкомысленно проводил свой досуг. По вечерам он сидел в театре оперетты, слушал Оффенбаха, посещал концерты итальянских певцов, развлекался в "Водевиле", скучал на премьерах Скриба и Лябиша. Как всё это однообразно, похоже одно на другое, - искрится и вспыхивает, но света не дает.

К перу и чернилам Жюль не прикасался. И только по вторникам он сидел в читальном зале Национальной библиотеки. Иногда сюда приходил Гедо, он подсаживался к Жюлю, и начиналась беседа - знаком, мимикой, жестами. Однажды Жюль признался Гедо в том, что он мало верит в ученых Франции. Гедо громко выругался, - он был оскорблен в своих лучших чувствах. Он покинул читальный зал, прошел в курительную и там дал волю своему гневу.

Напрасно сердитесь, вы не поняли меня, - убеждал его Жюль. - Не меньше вашего я люблю мою родину, и я не намерен оскорблять ее, говоря, что она во многом уступает и непременно уступит Англии и Германии, - в том смысле, какой вы имеете в виду. Что тут оскорбительного! Мы - это литература, живопись, дамские наряды.

Гедо скрипнул зубами, сжал кулаки. Однако, выйдя вместе с Жюлем из библиотеки, он взял его под руку и тоном человека, примирившегося с противником, сказал:

- Забудьте мой резкий тон! Иначе я не мог, вы поймете, надеюсь. Но... ладно, не будем больше об этом. Я хочу сообщить следующее: мой друг, побывавший в прошлом году в России, говорил мне, что эта страна представляет собою грандиозную лабораторию всевозможных замыслов и открытий. Он говорил мне, что русские очень талантливы, упорны и терпеливы, и именно от них, русских, ждет мой друг почина в изобретательстве, - как раз там, где, заключены любезные вашему сердцу гром и молния. Знаете ли вы Россию? Плохо? Я тоже очень плохо. Надо попросить Корманвиля подробно рассказать нам об этой загадочной стране.

Жюль улыбнулся:

- Не сердитесь, но эта загадочная страна разбила нашего Бонапарта! Мне хорошо известно, что русские очень сильны, но их беда в том, что руководят ими люди бездарные и жестокие. Русские - фантазеры и мечтатели, но крепостное право мешает им осуществить свои фантазии и мечтания. В одном салоне не так давно я встретил русского, по фамилии Соболевский, преинтересный человек! Исключительная личность, скажу вам! Он рассказывал изумительные вещи о таланте своих соотечественников. Грустно, что мы так дурно знаем эту потрясающе большую страну. Мы, французы, легкомысленны и самоуверенны!

- Опять! - вспылил Гедо. - Вы плохой патриот, сударь!

- Плохой патриот! - вспылил и Жюль. - Плохой патриот указывает на плохое и говорит, что оно хорошее. Плохой патриот усыпляет и лжет. Не будем ссориться, возобновим нашу беседу.

- Возобновим, - неохотно согласился Гедо. - Вы что-то начали говорить мне о фантазии, когда мы сидели в читальном зале. Вы...

- Я начал о том, - с жаром перебил Жюль, - что сейчас фантазия опережает науку. Придет время, когда наука опередит фантазию. Нашему поколению необходимо вооружиться всеми знаниями, не пренебрегать тем, что сделали англичане, немцы, русские, - от всех понемножку, без гордости и ложного самолюбия! Вот о чем я говорил. Необходимо быть на уровне современных достижений, - вот о чем я всегда говорю и думаю.