Аркадий Ваксберг - У крутого обрыва

Сначала Слугин наткнулся на первого — это был Л. «Обыщи», — скомандовал Слугин. Бульбаков стал шарить по карманам. Л. шевельнулся. «Пни!» — раздался приказ. Пинки привели Л. в чувство. Без лишних слов Слугин пустил в ход нож. Неподалеку валялся тяжелый обломок бетона. С его помощью Слугин и Бульбаков несколькими ударами размозжили голову Л. Экспертиза обнаружила на его теле около пятидесяти ран.

С двумя другими церемонились еще меньше. От подробностей, я думаю, читателя можно избавить. Вообще-то юриста трудно удивить описанием крови, но о деталях тройного убийства на окраине Челябинска без ужаса невозможно читать…

Слугин и Бульбаков обыскали трупы, собрали трофеи: пару стоптанных туфель, разменную монету и пачку папирос. Туфли нашли потом в сарае Слугиных: они-то и позволили совершенное преступление квалифицировать как убийство из корыстных побуждений.

Но — подождите, я забегаю вперед. До квалификации еще целые сутки. Пока что друзья-приятели расходятся по домам. Бульбаков успел заскочить к знакомым — узнать, чем закончился передававшийся из Москвы хоккейный матч. «Наши выиграли», — обрадовал он мать и отца: они ждали его, попивая чаек. Поужинал, преспокойно заснул. Утром мать едва добудилась его. Пошел в школу, резвился в перемену на школьном дворе: пригожий выдался день…

Слугин тоже спал спокойно, но встал раньше. Натощак приложился к бутылочке и отправился посмотреть, как уносят на прикрытых простынями носилках его жертвы.

Я знаю, какой вопрос беспокоит читателя, и отвечу сразу. Три психиатра высокой квалификации целый месяц в больничных условиях изучали личность Слугина, его здоровье и поведение. Они собрали данные о всей его жизни, наблюдали за ним, исследовали мельчайшие нюансы его психики. И пришли к выводу, что речь идет о человеке здоровом, отдающем отчет в своих действиях, вменяемом, если пользоваться научной терминологией, а значит, несущем всю полноту ответственности за содеянное. И Бульбаков, разумеется, тоже.

Так выходит, спросите вы, это зверское убийство нескольких человек — оно что же, из-за пары туфель? Из-за пачки папирос? Из-за недопитой бутылки вина, которую Слугин забрал у женщины, нанеся ей двенадцать ножевых ран? Я и сам задаю себе тот же вопрос и тщетно ищу ответа. Столь же тщетно, как и судьи.

«Бутылку вина, — сказал Слугину судья, — ты мог бы и так отобрать, не убивая. Ведь мог бы?» — «Мог», — улыбнулся Слугин, молодецки расправив плечи. «А зачем же ножом?.. Двенадцать раз…» — «Не знаю».

«Не знаю», — твердили Слугин и Бульбаков, и я думаю, это не было ложью.

Я думаю, они и правда не знали — зачем, и это куда страшнее, чем если бы знали. Ибо даже преступную логику поступков можно как-то предвидеть, а предвидя, предотвратить, но бессмысленную жестокость, одержимую злобу — как ее-то предвидеть?

«Убили безо всякой причины» (многократно повторенные показания Бульбакова). «Просто так… Убили, и все… Не могу объяснить — почему…» (показания Слугина).

Он не может, но мы-то должны. Почему аккуратный, чистенький Бульбаков («Незлобивый, откровенный, вежливый», — сказал о нем классный руководитель) способен поднять руку на человека, торопясь на трансляцию хоккейного матча? Что сделало зверем 15-летнего Слугина, который держал в страхе весь поселок — сотни взрослых людей, Слугина, который плевал на выговоры и разъяснительные беседы?

Суд вынес обоим максимально возможный для несовершеннолетних приговор — самый суровый, который закон допускает: по десять лет лишения свободы каждому. И частное определение: если бы Слугин был своевременно изолирован (для этого были законные основания), погибшие остались бы живы.

Но вопрос «зачем?» — главный вопрос в этом трагическом деле — все равно остается. Защита ходатайствовала о вызове в суд психолога, чтобы помог он раскрыть мотивы этого страшного преступления. Прокурор, однако, не согласился. «Нет тут сложных психологических моментов», — уверенно сказал он.

Неужто действительно нет?..

1973

На вопрос, которым завершается очерк, попытались ответить люди разных профессий, возрастов, взглядов. Откликнулись юристы и педагоги, психологи и врачи. Уникальность, беспрецедентность истории, рассказанной в очерке, не помешала широте разговора: именно такие редчайшие и ошеломительные события привлекают общественное внимание и заостряют проблему. А проблема значительна, она отнюдь не сводится к вопросу: откуда взялись они, Слугин и Бульбаков, и как с ними поступить?

Нет, она важнее и шире: можно ли предотвратить такие драмы и что каждый из нас должен сделать, чтобы очистить город, район, улицу от злобствующего хулиганья?

«Первое, что бросается в глаза, — начал свой комментарий кандидат юридических наук Ф. Бердичевский: — вопиющее попустительство, приведшее к забвению известного принципа неотвратимости наказания… Вместо того чтобы немедленно принять предусмотренные законом меры, правонарушителя развращают безнаказанностью… Совершенно ясно, что наказание, если бы оно неотвратимо последовало еще после первых «звоночков», предотвратило бы гибель трех человек».

Да, э т и трое людей остались бы живы. Но ведь за прежние «доблести» Слугину — подростку пятнадцати лет — полагалось не так уж и много. Оказавшись вновь на свободе, каким бы он предстал перед нами: исправившимся или осатаневшим? Человеком, которого общество без опасений может принять в свои ряды, или злодеем, чья необъяснимая ярость обрушится не на те, так на другие, случайно подвернувшиеся ему под руку, жертвы?

Слугина и Бульбакова признали виновными в убийстве из-за корысти. Корысть и вправду была велика: пара стоптанных туфель, разменная мелочь, сигареты и неполная бутылка вина. Три жизни (и увечье четвертого!) — такова цена этой корысти…

Значит, что же — убивал «просто так»? Просто так ничего не бывает. Это не только расхожая «мудрость», итог нехитрых житейских наблюдений, но и строго научная истина, подтвержденная анализом и на этот раз. Когда юристы и психологи после публикации очерка «У крутого обрыва» внимательно исследовали дело, они обнаружили, что поступки Слугина «не лишены мотивов. Однако эти мотивы лежат не на виду, а глубоко запрятаны в отношении Слугина к окружающим людям, в содержании его собственных самооценок, в выработанных им привычках и в понимании своего места среди других людей».

В семье Слугиных, как мы видели, царил культ насилия, и этот культ, вместе с культом спиртного, от отца перешел к сыну. И от матери — тоже… Но отец, в довершение ко всему, был еще и поселковым клоуном, да и мать — местным посмешищем, когда горланистой пьянчужкой шаталась по улицам и по рынку. Могло ли это не ранить самолюбие сына и не озлобить его?