Аркадий Ваксберг - У крутого обрыва

Как видим, анализ драмы, случившейся «у крутого обрыва», вывел нас на сложнейшие проблемы большой общественной важности, требующие для своего решения прежде всего компетентного научного подхода. Конечно, такой подход не сулит немедленных видимых результатов, но только он перспективен и эффективен, ибо опирается не на скороспелые суждения дилетантов, не на эмоциональный пафос, лишенный продуманной, деловой основы, не на ретивые «меры», создающие видимость решения проблем, но в действительности ничего не решающих, а на тщательно и многократно проверенные достижения современной науки. Достижения, решительно требующие внедрения их в жизнь, использования на практике, как это происходит во всех других областях нашей жизни — в экономике, народном хозяйстве, педагогике, медицине…

Можно понять людей, страстно жаждущих избавления от хулиганья не в перспективе, а сегодня, сейчас, не откладывая в долгий ящик. Человек-созидатель, человек-труженик, отдающий все свои силы любимому делу, приумножающий богатства страны, строящий демократичное общество свободных и равных, не желает терпеть сор на родной земле, — он имеет право на покой в собственном доме, он не хочет дрожать от страха при виде шатающегося прохожего, бояться темноты, ждать удара из-за угла.

Все это законное и правомерное желание. Не желание — требование! И не считаться с ним невозможно.

Но нельзя не считаться и с реальностью — такой, какая она есть. Оттого, что победил справедливейший социальный строй, люди не стали святыми. Многообразны и многочисленны причины, толкающие того или иного члена нашего общества на антиобщественные поступки, борьба с этим нелегка и — посмотрим правде в глаза — завершится победой не завтра. Не завтра, но тем скорее, чем активнее будет каждый из нас и чем более точным будет выбор оружия, которое мы обратим против этого многовекового зла.

В «Литературной газете» было опубликовано взволнованное письмо слесаря-наладчика Челябинского завода электромашин Г. Дементьева, жителя того самого рабочего поселка, где Слугин и Бульбаков совершили зверское преступление.

«Может быть, — писал он, — …рассуждения о «безмотивных поступках и самоутверждении подростков» полезны, вызывают у кого-то чисто теоретический интерес, но каково нам, жителям поселка, читать эти абстрактные изыскания! Мы ждем не общих рассуждений, а конкретных практических предложений, которые помогли бы решить эту острейшую проблему».

Автора письма — повторю это снова, — как и всех, кого волнует «острейшая проблема» подростковой преступности, можно понять. Но ученые как раз и вносят «конкретные практические предложения», а вовсе не занимаются «абстрактными изысканиями», представляющими «чисто теоретический интерес». Внедрению научных исследований в практику всегда предшествует теоретическая разработка — это вовсе не значит, что она абстрактна и схоластична. Если ждешь от науки реальной, действенной помощи, нельзя относиться к ней свысока и требовать от нее невозможного: никто не сумеет дать сегодня рецепт, по которому столь ненавистные всем нам антиобщественные проявления разом исчезли бы, как по мановению волшебной палочки. Усилением наказания здесь поможешь меньше всего. На это прямо указывал В. И. Ленин: «…В борьбе с преступлением неизмеримо большее значение, чем применение отдельных наказаний, имеет изменение общественных и политических учреждений», то есть, иначе говоря, такая организационная перестройка, которая устраняет причины антисоциальных проявлений и способствует их профилактике. Предложение создать активно действующую психологическую службу, своевременно выявляющую потенциальных правонарушителей и рекомендующую наиболее эффективные меры воспитательного воздействия, как раз и имеет в виду такую принципиально важную, качественно новую организационную форму, позволяющую действенно бороться с преступностью на научной основе.

Эту мысль поддержал и ленинградский ученый кандидат психологических наук Ф. Махов, успешно сочетающий научную разработку проблемы с экспериментальной проверкой полученных выводов на практике.

«От самодеятельности в профилактической работе с трудными подростками, — писал психолог, — надо наконец перейти к ее научной организации. Давно пора уже объединить разрозненные усилия комсомола, органов милиции, отделов народного образования, комиссий по делам несовершеннолетних в единую систему воспитательных мероприятий. Давно пора уже перестать делать основную ставку на энтузиастов, которых хватает максимум на год или два… В этом деле нужны научная основа, кадры, организация, которая вела бы всю работу не только по зову сердца, но и по долгу службы».

Ф. Махов рекомендует и конкретную, вполне достижимую цель, которая должна стоять перед такой организацией, работающей «по долгу службы». Соглашаясь с тем, что преступления подростков подчас сопровождаются необычной жестокостью, Ф. Махов видит в этом «не свидетельство патологического садизма, а своеобразный «допинг» для чувств и ощущений, самое доступное средство возбуждения психики, извращенную реализацию потребности в нервной разрядке. Такая линия поведения в определенных ситуациях особенно характерна для людей с крайне низким уровнем культуры и укоренившимся пренебрежением к нормам морали… Переключить энергию подростка, его «агрессивность»… в иное, тоже активное, но социально полезное или хотя бы социально безвредное русло — вот важнейшая задача тех, кто работает с «трудными» подростками».

Но где он, «переключатель»? Такой, чтобы повернул налево — хулиганство, повернул направо — трудовое соревнование (русло социально полезное) или спортивный азарт (русло социально безвредное)? Нет такого «переключателя». И не будет. Для столь желанного нам и действительно нужного «переключения» требуется огромная подготовительная работа. Терпение. Время.

Конечно, решение подобной задачи — дело неизмеримо более трудное, чем какие-то немедленные милицейские меры по отношению к тому, кто совершил проступок. Но не надо «те» меры и «эти» противопоставлять друг другу: «или — или». Лучше иначе: «и — и». Охрана порядка, немедленное пресечение беспорядка — такие действия милиции предполагаются сами собой. Только не следует смотреть на них как на единственное и радикальное средство. Как на панацею.

Традиционный вопрос «куда милиция смотрит?» используется часто как оправдание своего бездействия — по трусости ли, инертности или равнодушию, значения не имеет. Будь милиция еще многочисленней, будь еще выше ее профессиональные качества, будь еще безупречней добросовестность каждого ее работника, все равно она не может решить тех задач, которые должны решаться обществом в целом и отдельными коллективами — в частности.