Аркадий Ваксберг - У крутого обрыва

Это — Голубев… А Грызухин? Заступников у него, повторяю снова, вроде бы нет. Пьянством, дебошами, паразитизмом (Грызухин нигде не работает, промышляет браконьерством — тем и живет) он едва ли служит городу украшением. Маялись с ним и маются, а терпят. Почему?

Гипотез может быть несколько, я попробую высказать только одну.

Не столкнулись ли мы с феноменом процентомании, которая зло — всюду, а в той сфере, о которой идет разговор, зло вдвойне?

Процент для статистики, объективно фиксирующей существующую реальность, — дело полезное и необходимое. Процент для отчетности, «украшающей» действительность, — дело отнюдь не полезное. Оно сродни пресловутым припискам, создающим ложную картину производственного успеха.

Искусственная отчетность, создающая иллюзию благополучия, была решительно осуждена несколько лет назад Генеральным Прокурором СССР, обязавшим всех прокуроров принимать решительные — и притом крутые! — меры «при установлении фактов сокрытия преступлений от учета», в случае нарушения законности, «при регистрации уголовных проявлений… и сообщений о совершенных преступлениях». Проблема эта, как видим, — общественно важная, борьба с очковтирателями и на этом фронте идет полным ходом, однако с рецидивами опасного «украшательства» приходится сталкиваться до сих пор.

Конечно, выглядеть районом с невысоким «индексом» преступности всегда приятно. Выглядеть? Или быть? Чтобы быть, надо искоренять преступность, а это куда труднее, чем закрыть глаза на поступки грызухиных и внести желанные коррективы в досадно неподдающийся «индекс».

Все мы заинтересованы в сокращении преступности, но не на бумаге — в действительности. Оттого что преступления Грызухина не завершились судебным приговором, правонарушений в районе не стало меньше. Меньше стал только «процент». А правонарушений — больше.

Ибо давно известно, что безнаказанность развращает. Лишь случайно оступившийся человек, духовно и нравственно зрелый, прощение воспринимает как доверие, как моральный кредит, который нужно оправдать всей своей жизнью. Не в суровости воспитательный смысл наказания — в его неотвратимости. Мы часто повторяем эти слова, но всегда ли воплощаем их в жизни? Разве отчет по процентам, стремление выпрямить «кривую», чтобы выглядеть лучше в сводках по области, по району, — разве не мешает все это воплощению принципа неотвратимости, который — доказано практикой! — служит надежным профилактическим средством? Если только проводится неукоснительно. Всегда. Везде.

Когда Новохижин давал показания в милиции, он точно воспроизвел все детали преступления, опознал хулиганов, рассказал, кто ударил первым, кто набросился потом. В прокуратуре сообщил еще больше подробностей: память непрерывно возвращала его к переживаниям августовского дня, восстанавливая минуту за минутой горестный тот эпизод, который стал для него событием, потрясшим душу. Незабываемым до конца дней…

«Почему вы так хорошо все помните? — недоверчиво спросили его. — Ведь вас избили, и вы потеряли сознание. Вот и сами вы говорите: нашло на меня словно з а т м е н и е, от удара я не сразу очнулся…»

Художник Новохижин употребил это слово иносказательно, от привычки мыслить образами и образами воссоздавать картины жизни на полотне.

А вот на тех, кто заставил его, пострадавшего от хулиганов, стыдливо оправдываться, жалостливо доказывать, безуспешно просить о защите своих прав, — не нашло ли на них, именно на них, загадочное з а т м е н и е, сковавшее их руки и не позволившее исполнить свой прямой служебный долг? Затмение без всяких иносказаний…

И вот ведь что примечательно: «затмилась» почему-то та часть сознания, которая направлена на охрану интересов закона, интересов общества, интересов личности — ее жизни, здоровья и чести. А та, что печется о дутых ведомственных успехах, — она не затмилась. Напротив, она действовала весьма активно и целеустремленно.

Активность эта заслуживает не только упрека…

1974

И она заслужила не только упрека…

По указанию заместителя прокурора РСФСР В. В. Найденова было проведено тщательное и всестороннее следствие, подтвердившее полностью все, что рассказано в очерке. По приговору суда Голубев и Грызухин отправились на три с половиной года в места не столь отдаленные. Понесли наказание и другие участники драки. Прокурор, следователь, работники милиции, приложившие руки к тому, чтобы незаконно замять дело, получили строгие взыскания в партийном и дисциплинарном порядке. Некоторые должностные лица лишились своих постов.

Вполне естественный финал, в котором проявился закон нашей жизни: справедливость в конце концов торжествует, какие бы препятствия ни встретились на ее пути.

Но проблема «красивой» отчетности, искажающей подлинную картину и невольно (а в сущности — вольно!) покровительствующей преступникам, к сожалению, не исчезла: ее полному искоренению мешают, по крайней мере, два обстоятельства, которые настоятельно требуют общественного внимания.

Человек духовно зрелый, нравственно цельный, сознающий всю меру ответственности, которая возложена на него, — не только перед начальником таким-то и перед инстанцией такой-то, но перед всем нашим обществом — такой человек никогда не позволит себе потворствовать грабителям и хулиганам ради лживой информации «наверх» о полном или хотя бы частичном благополучии во вверенном ему районе. Хвала всегда приятней хулы, но для того, кто закален идейно и нравственно, хвала не покупается ложью, а хула не страшна, если он достойно и честно делает свое дело. Награда за вранье — в виде милостивого ли кивка, упоминания среди «лучших», а то и служебного повышения — не только несправедлива, она — постыдна, ибо цена ее — боль и слезы людей, чью жизнь, чей покой, чье достоинство ему поручено охранять.

Разумеется, для того, чтобы т а к относиться к своему делу, надо быть действительно человеком чести и принципов. Ощущать себя не «маленьким винтиком», страшащимся начальственного разноса, а истинным представителем власти, воплощающим в себе — зримо и действенно — наш строй, нашу политическую систему, наши идеалы, из которых первый и главный — самый первый и самый главный — звучит так: «Все — для человека, все — для его блага!»

Но правды ради надо признать, что магия цифр, которой порою мы так жестоко подвластны, ставит даже и сильного духом, верного принципам человека перед слишком большим испытанием. Ибо с него же, с одного и того же товарища, занимающего в районе милицейский или прокурорский пост, равно спрашивают и за раскрываемость преступления, и за их профилактику. А порой — и не равно! За то, что преступник найден и получил по заслугам, особых лавров не полагается: это будни милиции, прямой служебный долг ее сотрудников. Но за «индекс», который вдруг подскочил, испортив радужную картину районных успехов, ответ придется держать. Легко ли устоять от соблазна этот «индекс» подправить, если его рост и его падение от тебя же зависят?