Юрий Чурилов - Самоучитель начинающего адвоката

В обосновании виновности Б. суд также сослался на показания свидетеля-оперативника М. Помимо того что указанный свидетель был лицом, заинтересованным в подтверждении законности произведенных им оперативно-розыскных мероприятий, показания указанного свидетеля являются противоречивыми, что привело к оглашению в суде ранее данных им показаний. Он в ходе бесед П. и Б. не присутствовал, на вопрос о том, кто передал П. сверток с наркотиком, он лишь в ходе судебного заседания при первоначальном рассмотрении дела заявил «по-моему, Б.», а далее в том же судебном заседании пояснил, что П. передал Б., а последний передал С. (л. д. 83 т. 3), в то время как достоверно установлено и отражено в обвинении, что С. получил сверток с наркотиком от П.

В приговоре также имеется ссылка на показания свидетелей-понятых Г. и К. (л. д. 139), оглашенные в судебном заседании, как указано судом, «в порядке ст. 281 ч. 1 УК РФ в связи с их неявкой в суд». Вместе с тем действующее уголовно-процессуальное законодательство не предусматривает возможности оглашения показаний свидетелей лишь по мотивам их неявки в суд. Из показаний указанных лиц нельзя сделать вывод о том, что именно Б. звонил П. по поводу марихуаны и именно он впоследствии по прибытии на место проверочной закупки передавал газетный сверток с наркотическим средством.

В подтверждение вины Б. суд сослался на показания свидетелей Е. и П., которые, однако, не свидетельствуют о виновности осужденного: Е. пояснял, что в пользовании Б. имелся автомобиль, а П. – о том, что Б. подвозил его на указанном автомобиле, не поясняя последнему о своих намерениях по сбыту наркотических средств.

Вывод суда о том, что голос мужчины, разговаривавшего по телефону с П., принадлежат Б., основан на показаниях свидетелей С., Би., К., Пе. Вместе с тем указанные свидетели не обладают специальными познаниями, поскольку не являются экспертами и не могут проводить какие-либо фоноскопические исследования на предмет идентификации голоса.

Будучи допрошенным на следствии, С. пояснил, что прекратил общаться с Б. из-за неприязненных отношений (л. д. 221 т. 2). Свидетель К. указывал лишь на то, что голос на представленной аудиозаписи похож на голос Б., но точно он утверждать этого не может (л. д. 228 т. 2, л. д. 89 т. 3), свидетель Пе. пояснил, что мог ошибаться при узнавании голоса Б. в прослушанных аудиозаписях (л. д. 91 т. 3) и, кроме того, ему представляли протоколы расшифровки разговоров с указанием фамилии Б.

Обвиняемым были предоставлены образцы голоса (л. д. 206 т. 2), однако, согласно справке эксперта-фоноскописта от 1.04.2010, представленных на исследование фонограмм аудиозаписи в ходе проверочной закупки и телефонных переговоров недостаточно не только для вывода о принадлежности голоса в категоричной, но и в вероятностной форме (л. д. 210 т. 2).

Согласно протоколу судебного заседания свидетели С. и По. были допрошены судом в условиях, исключающих визуальное наблюдение свидетелей другими участниками судебного разбирательства. Вместе с тем, согласно ч. 5 ст. 278 УПК РФ, допрос свидетелей в указанной форме возможен лишь в случае вынесения судом соответствующего постановления. В связи с тем, что требования закона в этой части выполнены не были, что следует из протокола судебного заседания, показания свидетелей С. и По. считаются недопустимыми доказательствами. Вопрос о допустимости допроса указанных свидетелей в порядке ч. 5 ст. 278 УПК РФ необходимо оценивать не только с формальной, но и с содержательной стороны. Фактически, свидетель С. в суде дал крайне противоречивые показания: сначала он пояснил, что сверток (с наркотиками) П. передал худой парень со шрамом на лице (у Б. никакого шрама на лице не было и нет) (с. 11 протокола), а потом что Б. передавал П. сверток (с. 12).

Таким образом, достоверно не было установлено, что Б. имел умысел на незаконный сбыт наркотических средств группой лиц по предварительному сговору. Сам по себе факт его присутствия во время действий по передаче наркотического средства, транспортировка лица, у которого такое средство находится, а также лица, которое намеревается сбыть наркотическое средство, состава преступления не образует.

Волнительный момент отмены приговора судом кассационной инстанции с возвращением дела на новое рассмотрение я не забуду никогда, так как от переполненных чувств в зале суда плакали родственники Б.

В ходе нового рассмотрения дела «засекреченные» понятые вновь опознали подсудимого как лицо, передавшее наркотики, однако не могли пояснить, почему в отношении них были приняты меры безопасности, кто им угрожает. Этих людей с неизвестными лицами и фамилиями приводили сотрудники милиции в потайную комнату, а в зале суда были слышны лишь их видоизмененные голоса. Зависимость их от следствия стала мне очевидной, когда я случайно увидел, что один из «засекреченных» свидетелей был доставлен конвоем в наручниках. Фоноскопическая экспертиза, которая была проведена в другом экспертном учреждении, также не смогла подтвердить, что голос на записи с фразой о наркотиках принадлежит именно Б.

Однако суд так и не услышал мою оправдательную речь, поскольку непосредственно перед завершением процесса государственный обвинитель обратился с ходатайством о возвращении дела прокурору для соединения с новым уголовным делом: обвинение нашло оригинальный способ для возврата дела, решило возбудить в отношении Б. новое уголовное дело.

Постановление о возбуждении уголовного дела явилось для всех неожиданностью и свидетельствовало о том, что якобы около полугода назад Б. угостил одного гражданина «травкой». Как мне пояснил Б., в тот день он находился в другом населенном пункте и с этим наркоманом не встречался и вообще не общался длительное время, а наркоман ему при встрече пояснил, что незадолго до судебного разбирательства его вызвали в прокуратуру и он подписал какие-то показания.

В конце концов спустя год после возвращения уголовного дела прокурору, а затем и следователю, оно было прекращено по всем обвинениям за отсутствием состава преступления.

Ой, как нелегко адвокату порой вести дела потерпевших! Ты привык защищать, а зачастую требуется не просто обвинять, а обвинять сверх меры. Убитые горем родственники погибшего, как правило, «жаждут» безумной мести: там, где неосторожное преступление – они видят умышленное, где преступление нетяжкое – они настаивают на его особой тяжести. В итоге, какое бы суровое наказание ни назначил суд, для потерпевших оно всегда будет казаться мягким. Если бы возможно было приговорить к расстрелу за убийство, то многие потерпевшие попросили бы это сделать дважды.