Валентин Ковалев - Крупнейшие уголовные дела XX века в США

Защитник Л. Брентон : Другими словами, важнее предотвратить побег, чем спасти человеческую жизнь. Верно?

Свидетель Д. Мэрфи : Да, сэр, правильно.

Далее свидетель рассказал, что караульным при обнаружении попытки к бегству вменено в обязанность открыть огонь вне зависимости от наличия заложников. В данном случае они так и поступили.

Экспертное исследование осколков разрывных пуль, которыми были поражены заложники, в силу технических причин не дало определенных результатов. Оно не позволило идентифицировать оружие, из которого были произведены роковые выстрелы. В результате обвинению не удалось доказать свою версию об умышленном убийстве заложников террористами. Не более обоснованной оказалась и версия защиты об их случайном поражении выстрелами служащих охраны. Если же принять во внимание известное следствие из принципа презумпции невиновности, в соответствии с которым всякое сомнение толкуется в пользу обвиняемого, то вывод из этого факта становится очевидным.

Не удалось доказать обвинителю и тезис о том, что акция Джонатана Джексона преследовала цель освободить «соледадских братьев». На судебном следствии более убедительной оказалась версия, согласно которой он и его товарищи в обмен на освобождение заложников хотели получить доступ к радиостанции, чтобы на весь мир заявить протест против глумления над политзаключенными тюрьмы Сан-Квентин [326] Ibidem. Р. 368. .

Потерпев поражение в судебной дискуссии по вопросам, связанным с 1 восстановлением событий 7 августа 1970 г., обвинитель А. Харрис перешел к представлению доказательств непосредственного участия в них подсудимой А. Дэвис. Такими доказательствами обвинитель счел прежде всего установленный документально факт посещения Анджелой Дэвис Джорджа Джексона в тюрьме и ее письма к нему. Эти письма в материалах дела были зарегистрированы как вещественные доказательства № 120–126. В них, по мнению обвинителя, четко просматривался преступный замысел.

В силу интимного характера писем защита обратилась к судье с ходатайством об исключении их из числа доказательств по делу. Против этого решительно возражало обвинение. Началась острая и продолжительная дискуссия по вопросу о допустимости доказательств. Она вышла за пределы зала судебных заседаний и продолжалась в кабинете судьи. Сохранившиеся протоколы этих совещаний позволяют восстановить то, что осталось за кулисами процесса.

Итак, кабинет судьи Р. Эрнесона. Помимо него присутствуют обвинитель А. Харрис с помощниками и защитники подсудимой.

Защитник Л. Брентон : Адвокаты и их помощники, конечно же, должны сотрудничать с судом в решении вопросов о допустимости доказательств. Но в данном случае лично я просто не могу участвовать в этом. Ведь мы пытаемся совать нос в самые интимные, самые личностные дела человека… (покидает кабинет судьи).

Защитник Г. Мур : Такая судебная процедура непристойна.

Обвинитель А. Харрис : Весьма сожалею о том, что мистер Мур считает письмо непристойным.

Защитник Г. Мур : Непристойно, по-моему, не письмо, а вот хватать его грязными руками действительно непристойно.

Обвинитель А. Харрис : Вот абзац на странице восьмой, например. Мы считаем его очень важным для обоснования обвинения ( зачитывает ):

«Эпизод, застывший в моей памяти: я стою в застекленной каморке внизу, стою, жду, любящая, жаждущая, и меня охватывает холодная ярость — я слышу лязг цепей. Это ты спускаешься по лестнице, окруженный толпой тупых, но вооруженных роботов. Я, твоя жена, твой товарищ, которая должна любить тебя, бороться вместе с тобой, бороться за тебя. Я должна сорвать с тебя цепи. Я должна бороться против твоих врагов физически, но я беспомощна, бессильна. Я едва сдерживаю гнев. Я ничего не делаю. Я стою и наблюдаю, вынужденная встать в позу равнодушного зрителя, смотреть на всю сцену через стекло, как будто в какой-то лаборатории. Я вне себя от ярости, потому что они навязали мне все это; вне себя от ярости, потому что ничего не могу сделать. Я видела, как ты боролся с самим собой, укрощая себя на каждом шагу, медленном и трудном, не давая себя покорить ни цепям, ни свиньям; всякий раз, как ты делал шаг вперед, тебя качало из стороны в сторону. Когда теперь я переживаю это вновь, у меня учащенно бьется сердце, мне тяжело дышать; и я вижу, как срываю эту стальную дверь, пробиваясь к тебе, взламываю дверь твоей камеры и освобождаю тебя…» [327] Aptheker В. Op. cit. Р. 235–236. .

Этот фрагмент письма А. Дэвис обвинение считало неоспоримым доказательством ее виновности.

Обвинитель А. Харрис ( продолжает ): Мы считаем, что здесь подсудимая признает наличие преступного намерения освободить Джорджа Джексона насильственными средствами. Ясно, что это имеет прямое отношение к делу. Поэтому обвинение полагает: письма должны быть рассмотрены на судебном следствии в качестве вещественных доказательств.

Защитник Г. Мур : Это омерзительно.

Обвинитель А. Харрис : Благодарю Вас, мистер Мур. Я высоко ценю Вашу позицию, но…

Защитник Г. Мур : Ваша точка зрения омерзительна. Это бесчеловечно.

Обвинитель А. Харрис : Я признателен за эти замечания. Я рад, что они внесены в протокол.

Защитник Г. Мур : Совершенно ясно, что это письмо является реакцией на затруднительное положение, в котором находилась подсудимая. Она в тюрьме. Она видит человека, которым восхищается и которого глубоко любит. Она описывает состояние своей беспомощности. Она не может ничего сделать. Она зритель. Она говорит о своем долге. Она размышляет… Ваша честь, Вас просят представить присяжным это письмо как свидетельство того, в каком душевном состоянии она находилась через год после интересующих суд событий [328] Описанное в письме свидание в тюрьме с Джорджем Джексоном состоялось после ареста Анджелы Дэвис. Оно было разрешено в связи с тем, что обвиняемая, отказавшись от защитника, пользовалась его процессуальными правами (см.: Davis A. Op. cit. Р. 310). . Я просто не могу себе представить, что Вы станете участвовать в столь безобразном деле.

Судья Р. Эрнесон принял паллиативное решение: он поручил А. Харрису сделать в письмах множество купюр. Обвинитель с готовностью согласился. В результате в суде были оглашены отдельные фрагменты писем, смысл которых вне общего их контекста оказался безвозвратно утраченным.

Не принесло какой-либо ощутимой пользы обвинению и заключение эксперта Спиро Вейсона. Он проводил дактилоскопическую экспертизу и не обнаружил отпечатков пальцев Анджелы Дэвис ни на автофургоне, ни на оружии, ни на ящике с боеприпасами, ни на спортивной сумке, которые использовали Джонатан Джексон и его сообщники во время событий 7 августа 1970 г. Единственным исключением были книги, изъятые на квартире Джонатана Джексона во время обыска и принадлежащие Анджеле Дэвис. Но она и не скрывала, что знакома с ним по совместной деятельности в Комитете защиты «соледадских братьев».