Александр Васильев - Суд присяжных: последний шанс Фемиды. Адвокат в процессе с присяжными: стратегия и тактика защиты

Теперь перейдем к судебной практике. Защитительная речь, как и все прочие аспекты работы адвоката в суде присяжных, также испытывает значительное влияние неоднозначной судебной практики и зачастую зависит от юридических фантазий отдельных служителей Фемиды. В принципе, вопрос о том какие темы не подлежат обсуждению в суде присяжных (и в том числе в прениях) и какие формулировки не могут быть использованы стороной защиты, ранее уже поднимался. Поэтому, в данном случае, я ограничусь лишь несколькими судебными решениями, характерными именно для стадии выступления в прениях.

Так, на удивление, одним из камней преткновения в защитительной речи является цитирование доказательств. Приходилось встречаться с очень разными подходами к этому вопросу, и с разными ограничениями. В частности, один из весьма креативных судей вообще пытался запретить даже цитирование фрагментов из протоколов и экспертиз на том основании, что, мол, это ни что иное как повторное изучение доказательства (!), а оно недопустимо. К счастью, это юридическое заболевание пока не заразно и приведенный случай в моей практике и практике коллег остается единичным…

Куда же чаще возникает вопрос о достоверности процитированных доказательств. Например, известен случай, когда недостоверность цитирования доказательств в ходе прений повлекла за собой отмену оправдательного (ну кто бы мог подумать) приговора. В данном случае речь идет об апелляционном определении ВС РФ от 27 октября 2015 г. по делу №37-АПУ15-ЗСП:

«Также в ходе судебного следствия и прений сторон в нарушение ч.3 ст.336 УПК РФ защита неоднократно и последовательно доводила до присяжных заседателей доказательства, которые не соответствовали действительности.

В частности, защитник Кузяшин сообщил, что согласно заключению эксперта О., было нанесено три удара, в действительности же эксперт указывал о не менее трех ударов трубой; Васюткин утверждал о том, что в соответствии с показаниями свидетеля Б., труба находилась в руках М. или Д., ранее об этом он не говорил, поскольку об этом его просил Д., однако такие показания свидетель Б. не давал; также Васюткин сообщил недостоверные сведения о содержании заключений экспертов №337 и №1106/зд; также защитник Шибаев указывал недостоверные сведения о том, что свидетель Б. видел, как Магонов передавал трубу Д. и что эксперт не знал о наличии у Васюткина опухоли руки на момент рассматриваемых событий.

В соответствии с положениями ч.2 ст.336 УПК РФ председательствующий останавливал участников прений и разъяснял присяжным заседателям, что указанные обстоятельства не должны быть приняты ими во внимание.

Вместе с тем, систематичность таких нарушений свидетельствует о том, что оказанное на присяжных заседателей незаконное воздействие со стороны защиты не позволило надлежаще исполнить им свои обязанности, поэтому оправдательный приговор суда нельзя признать законным и обоснованным».

Весьма странная, на самом деле, позиция ВС РФ в оценке как самого факта недостоверности цитирования, так и в наступивших последствиях. Да, конечно, цитировать доказательство следует так, как оно на самом деле выглядит, однако прения сторон не имеют доказательственного значения (о чем судья обязан говорить присяжным в напутственном слове). Кроме того, после прений сторон судья обращается к присяжным заседателям с напутственным словом в котором обязан изложить корректное содержание доказательств. То есть даже если и считать «кривое» цитирование нарушением, то оно должно (и, скорее всего, было) с лихвой исправлено еще председательствующим по делу судьей, и основанием для отмены приговора уж никак быть не могло… Однако имеем что имеем.

Хотя не все так плохо (для обвинения, естественно). Читаем Апелляционное определение ВС РФ от 15 сентября 2015 г. по делу №22-АПУ15—4сп:

«Государственный обвинитель во время выступления в прениях привел неточные сведения о показаниях свидетеля В. об агрессивном поведении Бохова и о показаниях эксперта Т. об отсутствии кровоподтеков в области предплечья убитого. Несмотря на это, сторона защиты не была ограничена в доведении до сведения присяжных заседателей своей оценки доказательств, в том числе показаний указанных лиц, заключений экспертов и следственного эксперимента в подтверждении версии о непричастности Бохова к убийству».

Остается только пустить слезу умиления от такой трогательной заботы ВС РФ о правах защиты. Оказывается, сторона защиты «не была ограничена в доведении до присяжных своей оценки». А в примере выше, прокурор, видимо, ограничен был — раз оправдательный вердикт был отменен… Ну что тут скажешь…

Кстати говоря, готовя речь в прениях, следует по возможности воздерживаться от оценок проведенного по делу следствия. Да, я понимаю, что это требование несколько парадоксально (если не сказать незаконно), однако судебная практика настаивает на своем. Смотрим Апелляционное определение ВС РФ от 5 февраля 2015 г. №41-АПУ14—54СП, которое, в частности, содержит следующую мотивацию к отмене оправдательного приговора:

«Кроме того, во время прений сторон защитник Лысенко Л. А., желая вызвать предубеждение присяжных заседателей к работе предварительного следствия, обосновывала свою позицию на доказательствах, которые в деле отсутствуют, но, по ее утверждению, могли быть добыты следственными органами. Вместо оценки обоснованности обвинения, предъявленного Алексееву, предложила оценить присяжным заседателям довод о том, что органы следствия не проверили иные версии. Обращаясь к присяжным заседателям, заявила: «… не пишите жалоб на стоматолога и участкового терапевта, не дай бог стоматолог окажется отравленным мышьяком, неважно, что у вас его дома не найдут, вы будете первой кандидатурой на подозрение».

И сравните это тут же с позицией ВС РФ в Апелляционном определении от 13 августа 2014 г. №58-АПУ14—33сп:

«Из предъявленного обвинения усматривается, что участники банды, в том числе Егоров Е. А., в ходе разбойных нападений пользовались сотовой связью и применяли оружие.

В судебных прениях защитник в опровержение позиции органов предварительного следствия и стороны обвинения высказал суждения о неустановлении номеров сотовых телефонов, неизъятии детализации телефонных переговоров и необнаружении оружия, делая при этом выводы о недоказанности предъявленного Егорову Е. А. обвинения. Подобные действия не противоречат положениям ст.53 УПК РФ о полномочиях защитника, их не следует рассматривать с точки зрения разрешения вопросов о качестве предварительного следствия».

Нет, конечно же, я рад, что в этом конкретном случае ВС РФ все-таки не усмотрел нарушений в использованном стороной защиты риторическом приеме. Однако, очень бы хотелось, чтобы судебная практика все-таки демонстрировала большую степень предсказуемости и единства. Ну так, чтобы заранее можно было решить — признает суд высказанные стороной защиты суждения незаконными или все-таки нет…