Александр Васильев - Суд присяжных: последний шанс Фемиды. Адвокат в процессе с присяжными: стратегия и тактика защиты

В частности, можно сослаться на Кассационное определение ВС РФ от 10 мая 2007 г. №67-007-5сп:

«Ссылка в представлении на то, что в прениях адвокат Воронцова разъяснила присяжным заседателям „правила“ оценки доказательств, которые заключались, по ее мнению, в запрете прокурору обосновывать обвинение косвенными доказательствам и прочла курс обучения основам права об отличии прямого доказательства от косвенного, — не может являться основанием к отмене приговора и постановления, и не в полной мере соответствует содержанию протокола судебного заседания. Как следует из протокола судебного заседания, в прениях адвокат Воронцова высказала следующее свое мнение, что в соответствии со ст.49 Конституции РФ каждый обвиняемый в совершении преступлений считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном федеральным законом порядке. Также подсудимые не обязаны доказывать свою невиновность, а неустранимые сомнения в виновности должны быть истолкованы только в пользу подсудимых, обвинение не может строиться только на косвенных доказательствах. То обвинение, которое предъявлено ее подзащитному Дружинину, должно было строиться на очень серьезных доказательствах, но она считает, что ни одного бесспорного, не вызывающего сомнения доказательства, изобличающего Дружинина, в судебном заседании добыто не было. Никакого курса обучения основам права об отличии прямого доказательства от косвенного — адвокат Воронцова не читала, ни о каких запретах государственному обвинителю не говорила».

Еще более интересно в этом отношении Кассационное определение ВС РФ от 11 октября 2011 г. №19-011-55СП:

«Неосновательно утверждение защитника о том, что в прениях государственный обвинитель Лозицкая и представитель потерпевшего, адвокат Кржечковский нарушали закон, ссылаясь на нормы УК, УПК и ГК РФ. Закон не запрещает этого делать, если это касается разъяснения присяжным заседателям правил оценки доказательств, предусмотренных уголовно-процессуальным законом, понятий, характеризующих отдельные составы преступлений и признаки этих преступлений, а также таких общепризнанных понятий, как гражданско-правовая сделка. Поэтому разъяснив присяжным заседателям отдельные положения закона, прокурор и представитель потерпевшего никакого незаконного воздействия на присяжных заседателей не оказывали, а действовали в рамках закона».

Частным случаем недопустимых процессуальных аспектов является затрагивание в прениях вопроса корректности квалификации деяния. Нет смысла (да и законного права) упоминать конкретные квалифицирующие признаки, инкриминируемого преступления, в том виде и тех формулировках, в которых они указаны в УК РФ. В связи с этим, если защита намеревается оспаривать какие-то квалифицирующие признаки — особую жестокость, организованность группы, крупный размер похищенного и т.п., защитнику необходимо, прежде всего, представить себе в каких именно словах, выражениях и утверждениях эти моменты могут быть отражены в вопросном листе. Затем, исходя из наиболее вероятных формулировок, уделить внимание в своей речи именно тому, чтобы эти формулировки опровергнуть. Если эти формулировки удастся признать недоказанными, то в дальнейшем у суда не будет возможности использовать их для квалификации инкриминируемого деяния…

Или взять еще один пример: оспаривая факт предварительного сговора, можно предположить, что в вопросном листе будет указано, что-то типа — подсудимые А, Б и В, встретившись в предварительно оговоренном месте в условленное время, договорились о совершении преступления, распределили роли, разработали план действий, подобрали оружие и т. д. Соответственно, стороне защиты нужно строить свою речь таким образом, чтобы оспорить какие то из этих (или все) конкретных утверждений, данных в вопросном листе, но никак не пытаться говорить, что, с точки зрения таких-то таких норм права и такой-то такой судебной практики, предварительным сговором может считаться только то-то и то-то, а никак не это.

В любом случае, можно порекомендовать как можно меньше апеллировать к писанным нормам права, поскольку присяжные, все-таки, не скованы ими в своих решениях, и наоборот — как можно больше апеллировать к здравому смыслу и справедливости. В частности, тот же принцип презумпции невиновности куда проще и доступнее излагается вообще без упоминания этого термина (хотя можно и заметить, что этот принцип гарантирован Конституцией России, а не придуман адвокатами).

Однако, затрагивать нормы права нужно очень осторожно, поскольку всегда существует вероятность коснуться процессуальных вопросов, что постоянно признается серьезным нарушением, влекущем отмену приговора. Вот, посмотрите, как в свое время я, не употребив термина «эксцесс исполнителя», доказал присяжным заседателям отсутствие у одного из соучастников нападения на потерпевшего намерения лишить его жизни:

«Не буду таить от Вас секретов — юридическая наука уже давно выработала ряд способов, позволяющих с высокой точностью определить умысел преступника, даже в случае если совершенное им преступление не доведено до конца.

Во-первых, на умысел, направленный именно на убийство может указывать сам преступник. Например, намереваясь совершить убийство, преступник может сообщить о своих намерениях кому-либо, например, подыскивая сообщников, орудие преступления, ну или просто сболтнув лишнего. Также об умысле на убийство могут свидетельствовать его собственные выкрики в процессе нападения, такие как «Сдохни, сволочь!».

Во-вторых, о намерении убить может свидетельствовать используемое при совершении преступления оружие. Вполне вероятно, что убить человека голыми руками очень проблематично, а без соответствующей специальной подготовки почти невозможно. В то же время наличие у преступника в руках ножа, топора или пистолета дает обвинению весьма серьезные основания полагать, что преступник собирался именно убить жертву.

В-третьих, на намерение убийства могут указывать количество и локализация нанесенных телесных повреждений. Одно дело если преступник дал жертве пару раз по физиономии и ушел, и совершенно другое, если он переломал человеку руки, ноги и тот вообще выжил лишь чудом.

В-четвертых, на умысел может указывать совершение серии преступлений. Например, если некий преступник убил десяток человек, то вполне логично предположить, что очередную свою жертву преступник тоже собирался убить вне зависимости от того, погибла она или нет.

Имеется ли в случае с нашим подсудимым что-либо из перечисленных обстоятельств, указывающих на его намерение убить потерпевшего? Нет».