Александр Васильев - Суд присяжных: последний шанс Фемиды. Адвокат в процессе с присяжными: стратегия и тактика защиты

Хорошо, с этим случаем разобрались, а теперь другой пример отхода от схемы построения речи в прениях по хронологии. По нескольким «скинхедским» делам подзащитным инкриминировались нападения на потерпевших, совершенные по мотиву национальной вражды и ненависти. Естественно, вроде логично было бы разбирать этот мотив в каждом конкретном эпизоде преступлений. Однако это привело бы к необоснованному загромождению защитительной речи многочисленными повторениями аргументов и доказательств. Поэтому я счел правильным вынести анализ мотивов совершения всех преступления в конец защитительной речи, проанализировав всю совокупность доказательств, относящихся к этому вопросу вне зависимости от тех конкретных преступлений, которые были совершены с указанным мотивом. В большинстве случаев этот прием также давал замечательные результаты. Дело в том, что само по себе наличие у подсудимых националистических убеждений в устах прокурора уже служило доказательством их причастности к инкриминируемым нападениям по логике: «Раз националист — значит ненавидит гастарбайтеров, раз ненавидит гастарбайтеров — значит непременно ходит их убивать». Такая примитивная манипуляция обвинения послужила еще одной причиной по которой на этом «националистическом» мотиве пришлось сосредоточить один из основных контрударов защиты.

Или вот Вам еще один пример изменения хронологии при подаче материала в судебных прениях. В данном случае, правда, дело было одноэпизодным, но даже одно единственное преступление все равно, как правило, имеет временной промежуток в течении которого оно совершается. И эту хронологию также имеет смысл выдерживать при произнесении защитительной речи…

Так вот, исключением из этого правила стало уголовного дело, в котором подсудимый также обвинялся в покушении на убийство по мотиву национальной вражды и ненависти. Факт преступления и участие в нем подсудимого были подтверждены рядом убедительных доказательств и оспаривать причастность подсудимого к преступлению не было никакого смысла. Соответственно стратегия защиты по делу была направлена на получение снисхождения присяжных заседателей, для чего было необходимо убедить коллегию в том, что подсудимый раскаялся в содеянном, искренне сожалеет о произошедшем и впредь подобного не повторит, т.е. станет законопослушным членом общества. Причем доказательства этим постулатам в деле имелись, и они были изучены. К их числу относилась и явка с повинной, и признательные показания, данные практически сразу после задержания и в дальнейшем не менявшиеся, и факт признания подсудимым своей вины в суде, и факт принесения потерпевшему извинений и готовность возместить причиненный ущерб. По совокупности этих обстоятельств, сторона защиты упомянула само преступление лишь поверхностно и только для того, чтобы подвести защитительную речь к вопросу обсуждения личности подсудимого (естественно в тех объемах, в которых это возможно делать в присутствии присяжных заседателей). Так что «за бортом» защитительной речи, в этот раз, остались все доказательства совершения преступления подсудимым и, в том числе, сама хронология развития событий на месте преступления.

Таким образом, можно констатировать, что не всегда в прениях следует идти по хронологии событий. Иногда, в зависимости от конкретных обстоятельств дела и избранной стратегии защиты, полезнее часть информации в защитительной речи скомпоновать исходя из внутренней логики инкриминируемых деяний или по узловым доказательствам.

Однако, друзья мои, написать защитительную речь — это только полдела. Надо ее еще и огласить. Тут, кстати, появляется еще один немаловажный вопрос, который стоит перед защитой накануне прений — а кто именно должен произносить защитительную речь? Адвокат, подсудимый или оба?

Здесь нужно четко понимать сильные и слабые стороны всех указанных вариантов. Адвокат, как профессионал своего дела, гораздо лучше, чем подсудимый, сможет довести до присяжных какие-то сложные умозаключения, полученные в результате анализа доказательств. Опытный адвокат куда гибче в реакции на непрогнозируемые события (например, на попытки саботажа произнесения защитительной речи со стороны председательствующего). Однако, все-таки адвокат — это юридический советник и даже, если хотите, юридический наемник. И именно так он выглядит в глазах даже самых благожелательно настроенных присяжных. Поэтому они, в первую очередь, все равно хотели бы слышать самого подсудимого, чтобы решить — верят ли они ему.

Да, речь подсудимого в прениях, как правило, гораздо менее информативна и грамотна (конечно, если подсудимый не имеет опыта выступлений перед аудиторией или не является специалистом в области юриспруденции и массовых коммуникаций). В то же время у подсудимого есть уникальный козырь — его выступление может стать кульминационным моментом всего судебного разбирательства. В конце концов присяжные заседатели пришли в суд именно для того, чтобы решить судьбу конкретного человека, а не его адвоката, и посему слушать его они будут куда внимательнее и вдумчивее, чем кого бы то ни было еще. Будет анализироваться малейшая мимика подсудимого, дрожь в голосе, направление взгляда и еще масса таких моментов, на которые при выступлении прокурора или адвоката никто и внимания не обратит. И если подсудимый в своем выступлении, говоря о своей невиновности, сможет убедить присяжных в своей искренности, то оправдательный вердикт станет реальностью. Однако, подсудимый может и наоборот все испортить, уничтожить свой уникальный шанс на оправдание неосторожным словом или жестом.

В любом случае, согласитесь, что фраза «Мой подзащитный не совершал этого преступления…» не идет ни в какое сравнение по эмоциональному накалу с фразой «Я не совершал этого преступления!» или, например, какому заявлению Вы сами больше поверите: «Мой подзащитный глубоко раскаивается в содеянном» или «Я глубоко раскаиваюсь в содеянном»? Даже если подсудимый с трудом связывает слова — даже в этом случае лучше, чтобы он произнес эти два слова в прениях.

Таким образом, в идеале защитительная речь в прениях должна произноситься и адвокатом, и подсудимым. Но если в первом случае основной упор должен делаться на анализ и логику, то во втором — на эмоции и апелляцию к лучшим чувствам присяжных заседателей.

Присяжные пришли в суд судить подсудимого. Так значит именно подсудимому и следует бороться за свою невиновность, а не только его (пусть и профессиональному) адвокату. Отказ же подсудимого от участия в прениях — чрезвычайно проигрышный ход и идти на него можно только в исключительных случаях, когда абсолютно очевидно, что выступление в прениях ухудшит его положение куда больше, чем отказ в них выступать. Вообще, здесь полезно вспомнить параграф 17.8.4 (Отказ от дачи показаний) в котором анализировался вопрос о том, когда подсудимому полезнее воздерживаться от дачи показаний, в какой форме это делать и на каких условиях.