Александр Васильев - Суд присяжных: последний шанс Фемиды. Адвокат в процессе с присяжными: стратегия и тактика защиты

Ну, а в конце разбора данного вопроса, хотелось бы упомянуть еще одно любопытное судебное решение, сформулированное в Апелляционном определении от 18 марта 2013 г. №41-АПУ13—1СП. Здесь в апелляции прокурор, в частности, аргументировал свое требование об отмене оправдательного приговора тем, что подсудимый Холопов — с целью оказания незаконного воздействия — сопровождал свое выступление с последним словом «истериками», пытаясь таким образом убедить в своей невиновности. И вот что по этому поводу решили судьи ВС РФ:

«Судебная коллегия находит, что само по себе такое эмоциональное состояние подсудимого не может свидетельствовать о нарушении уголовно-процессуального закона. Что касается попытки убедить присяжных заседателей в своей невиновности, то это определено его позицией по предъявленному обвинению. При этом, согласно ч.2 ст.14 УПК РФ, определяющей презумпцию невиновности, обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность».

http://www.zakonrf.info/suddoc/cafe6f3e0de4b7f5e604538247b248ca/

Ладно, и на том спасибо.

Имеется факт, из этого факта можно сделать вывод. Насколько этот вывод правомерен и убедителен — судить присяжным. Однако, это в теории, на практике же известны «запрещенные выводы». Казалось бы, ведь в УПК РФ совершенно четко записано — прения не являются доказательствами, а раз так, то о какой недопустимости тех или иных выводов в прениях может идти речь, если они сделаны на основе изученных в ходе судебного следствия доказательств?! Но нет, у судей своя, внечеловеческая, логика.

Неконкретизированность отечественных правовых норм порождает невозможность заранее со сколько-нибудь весомой вероятностью предсказать — признает ли суд тот или иной маневр защиты законным или нет? Более того, то что ранее сработало у одного адвоката в суде «А», может не и сработать у другого адвоката в суде «Б»! Так что пресловутое «единство судебной практики» не может заменить полноценного прецедента…

В суде присяжных, с учетом всех его особенностей, регулярно возникают «битвы за слова». Участники процесса и председательствующий систематически вступают в спор — какие формулировки и выражения допустимы в присутствии присяжных, а какие нет. Ранее, в главе, посвященной психологическим аспектам работы в суде присяжных, уже говорилось (и надеюсь обоснованно), что на присяжного в ходе процесса влияет не какой-то один фактор (внешний вид адвоката, примененный речевой прием, манера поведения прокурора и т.п.), а целый комплекс факторов. Причем в разных ситуациях эти самые факторы могут образовывать такие причудливые комбинации, что одни и те же приемы, использованные даже в похожем контексте, могут давать совершенно разные — порой прямо противоположные — результаты. Но это мое мнение, а вот судьи ВС РФ, например, твердо уверены, что присяжные заседатели являются рабами речевых оборотов, и если уж сказал адвокат что-то ненадлежащее (по мнению суда), то только благодаря этому присяжные оправдательный вердикт и вынесли (как бы было хорошо в таком мире жить!).

Целый список всевозможных «запретных слов и выражений» приводится в Кассационном определении ВС РФ №209-О12—4СП от 28 августа 2012 года. Насколько эти запреты обоснованы, предлагаю судить читателям:

«Так, в ходе судебных прений адвокат Малютин, несмотря на неоднократные возражения стороны обвинения, систематически заявлял о неполноте предварительного и судебного следствия, давал оценку не фактическим обстоятельствам дела, а, пытаясь дискредитировать обвинение и представленные им доказательства, оценивал качество работы следователя и государственного обвинения, допуская некорректные выражения.

В частности, указанным защитником было заявлено:

— государственный обвинитель в судебном процессе… не имеет права беспомощно разводить руками. Такие заявления гособвинителя, что он не знает, как это понимать, не знает, откуда это взялось и тому подобное…;

— постановка неопределенных вопросов и беспомощное разведение руками свидетельствует только о том, что у обвинения нет доказательственной базы;

— более того, перед вами давал показания свидетель Х., которого государственный обвинитель пытается сейчас опорочить. Эта попытка успеха иметь не может;

— приказ суду был представлен? Нет. Налицо только разговоры государственного обвинителя по поводу того, что кто-то что-то сказал или предположил по поводу приказа Гайдукова;

— государственное обвинение не предъявило документы, свидетельствующие о перечислении денежных средств за работы военнослужащих и воинской техники, за работы какой-либо из субподрядных организаций;

— кроме того, необходимо выяснить, кто оценил приказы как законные или незаконные. Никто. Когда идет спор по поводу специального вопроса или предмета, в частности, требующего научного подхода для его решения, необходимо привлекать специалистов и экспертов. В таких случаях назначается военно-уставная экспертиза, которую проводят незаинтересованные эксперты. Эксперты оценивают прав или не прав командир. Нам в суде экспертизу с мнением незаинтересованных специалистов не представили. Следовательно, все, что высказывает в суде государственный обвинитель … — это его личное мнение, которое не может быть принято во внимание;

— в ходе судебного следствия государственный обвинитель 64 раза поставил свидетелям некорректный вопрос о том, кто получал деньги за сбор сучьев и рубку леса, сбор мусора и его сжигание, …вопрос повторялся и повторялся, несмотря на протесты защиты. Это как раз тот самый случай, который эксперт З., которая выступала перед вами, определила как навязывание определенной информации путем речевого воздействия;

— многочисленные вопросы, поставленные государственным обвинителем сейчас, на завершающей стадии рассмотрения дела, неуместны, мы относим их к растерянности обвинения, надо было их выяснять раньше, на стадии предварительного и судебного следствия;

— вывод государственного обвинителя, что вред причинен «всему государству», если это так, то и предъявляйте в обвинении, что вред причинен «всему государству». Почему же вы в обвинительном заключении не предъявили причинение вреда «всему государству»? Получается, что в обвинении не предъявлено причинение вреда ни конкретным лицам, ни «всему государству», а в прениях ведется об этом разговор;

— <���…> рублей, которые постоянно упоминаются государственным обвинителем, не вменяются Гайдукову как преступление, в обвинении они не фигурируют, поэтому обсуждению в суде они не подлежат. Эта сумма за рамками обвинения, но государственный обвинитель настойчиво их обсуждает, а это неправильно. Надо говорить о том, что есть в обвинении.