Григорий Диков - Стандарты справедливого правосудия [международные и национальные практики]

В России закрепление права защиты на сбор доказательств является сравнительно недавним феноменом. Традиционные подходы к теории доказательств не вполне еще согласованы с закрепленным в статье 86 УПК институтом адвокатского расследования. Согласно данной статье защите предоставляется право опрашивать свидетелей с их согласия и получать предметы, документы и т.п. Однако в числе общих критериев, определяющих допустимость доказательств, упоминаются две следующие их характеристики: 1) сведения получены и зафиксированы в установленной законом форме; 2) сведения получены надлежащим субъектом доказывания [342] См.: Уголовный процесс России. М.: Юрайт, 2003. С. 198. . Возникает вопрос, насколько собранные защитой материалы отвечают требованию допустимости с учетом этих двух критериев. Как полагают некоторые авторы, «доказательствами» они становятся в результате их процессуального приобщения к делу следователем (или судом) [343] См.: Комментарий к УПК РФ / под ред. Д.Н. Козака и Е.Б. Мизулиной. М.: Юристъ, 2002. С. 218. . Другой российский автор с сожалением указывает на то, что согласно сложившейся практике «допустимыми признаются лишь доказательства, собранные (т.е. сформированные) органом расследования» [344] Лазарева В.А. Доказывание в уголовном процессе. М.: Высшее образование, 2009. С. 61. В.А. Лазарева критикует такой подход к допустимости доказательств, хотя и указывает на него как на доминирующий в практике. Далее, на с. 62, она пишет: «Обвиняемый и его защитник... как субъекты, не имеющие права собирать доказательства в той процессуальной форме, которая признается единственно возможной, от формирования совокупности представляемых суду доказательств фактически отстранены». . То есть материалы, собранные защитой, признаются доказательствами, если только следователь или суд решают их сделать таковыми путем закрепления в определенной процессуальной форме. Однако суды или следователь не могут признавать полученные защитой материалы формально недопустимыми только потому, что они получены не самим судом или следователем, а защитником и оформлены не как «протокол допроса», например, а как «запись опроса». Подобный подход был бы примером циркулярной логики. Суд или следователь могут, конечно, оценить относимость такого доказательства, а также его достоверность, исходя из условий, в которых такое доказательство было получено. Вместе с тем это доказательство, повторим, нельзя считать недопустимым только потому, что оно получено адвокатом, а не следователем или судом непосредственно.

В рассматриваемом праве, как и в праве на допрос свидетелей обвинения, можно выделить два аспекта. Во-первых, это право на вызов свидетелей (или приобщение других доказательств) как таковое. Во-вторых, это вызов (и допрос) свидетелей (приобщение и исследование доказательств) на тех же условиях, которыми пользуется сторона обвинения. Из некоторых фраз Суда можно заключить, что эта гарантия в первую очередь касается равенства сторон и только потом утверждает право на активную защиту. Ш. Трехсель [345] См.: Trechsel S. The human rights in Criminal Proceedings. Oxford: Oxford University Press, 2005. Р. 323. выделяет три вопроса, на которые должен ответить суд, рассматривая ходатайство о вызове свидетеля защиты: являются ли сведения, которые может сообщить свидетель, относимыми к предмету доказывания по делу? если да, нужно ли заслушивать этого дополнительного свидетеля, чтобы установить некоторый факт? Поможет ли допрос этого свидетеля суду разрешить фактический вопрос, о котором идет речь?

Достаточно типичным делом, в котором жалоба заявителя не прошла этот тест, является дело «Dorokhov v. Russia» от 14 февраля 2008 года. В этом деле заявителя, районного прокурора, обвиняли в получении взяток в виде машин от местного бизнесмена, у которого был гаражный бизнес. Заявитель в свою защиту утверждал, что он честно покупал эти машины у гаража, и в подтверждение ссылался на факт передачи денег представителю гаража. Передача денег в конверте якобы происходила в присутствии свидетеля В., его бывшего сослуживца. Кроме того, на следующий день заявитель сообщил свидетелю Г. о том, что он купил машину у гаража. Заявитель просил суд вызвать свидетелей В. и Г. Национальные суды, однако, отказались вызывать этих лиц.

Европейский суд, рассматривая это дело, отметил, что просьба заявителя о вызове свидетелей не была просто попыткой затянуть процесс: ходатайство об их вызове было достаточно объяснено обстоятельствами дела, относилось к сути обвинений против заявителя и теоретически могло бы привести к его оправданию. То есть, строго говоря, первые два критерия теста, о которых говорил Ш. Трехсель, были выполнены. Вместе с тем Суд согласился, что возможность оправдания заявителя даже после допроса свидетелей В. и Г. была очень призрачной. Как признавал сам заявитель, В. мог видеть, что заявитель передал представителю гаража какой-то конверт, но не знал, что там внутри, т.е. он не смог бы безусловно утверждать, что в конверте были деньги (сам представитель гаража отрицал получение денег).

Что касается показаний Г., Суд отметил, что они не имели большой доказательственной ценности. Г. мог только пересказать суду содержание своего разговора с заявителем. Однако, если даже предположить, что такой разговор имел место, это было бы очень слабым доказательством того, что покупка произошла на самом деле. Действительно, заявитель вряд ли стал бы, получив машину в качестве взятки, хвастаться этим Г. (который вдобавок был его коллегой) — скорее всего, он бы сказал, что купил эту машину.

Иначе говоря, ничего из того, что могли бы показать В. и Г., не могло быть безусловным основанием для оправдания заявителя ввиду тех доказательств обвинительного характера, которые были исследованы. В результате Европейский суд пришел к выводу, что статья 6, § 3 (d), в этом деле нарушена не была.

Интересно также отметить, что в этом деле национальный суд не высказывался по поводу относимости и доказательственной ценности свидетельских показаний В. и Г., отказ в их вызове был «имплицитным» — суд попросту проигнорировал ходатайство стороны. Европейский суд провел свое собственное исследование обстоятельств и сделал свои собственные выводы на основе материалов дела, а не на основе анализа решений национального суда по этому вопросу.

Первое (и долгое время единственное) решение, в котором Суд нашел все-таки нарушение статьи 6, § 3 (d), было дело «Vidal v. Belgium» от 22 апреля 1992 года. Заявителя, который работал охранником тюрьмы, подозревали в том, что он передал одному из заключенных оружие, с помощью которого тот пытался сбежать. Подозрение было основано на том, что у заключенного в момент изъятия оружия также нашли долговую расписку на 10 тыс. франков, подписанную заявителем. Кроме того, неудавшийся беглец также указал на заявителя. Заявитель подтвердил, что занимал деньги у другого заключенного, но не признался в передаче оружия «беглецу».