Григорий Диков - Стандарты справедливого правосудия [международные и национальные практики]

Как полагает С. Уоллес, использование принципа ключевого свидетеля как основного критерия анализа может привести к нежелательным результатам [374] См.: Wallace S. Op. cit. Р. 418. . Чем более ценно и достоверно «производное» доказательство, чем более центральную роль в архитектуре обвинения оно занимает, тем больше шансов, что его нельзя будет использовать именно в силу его центрального положения. Европейский суд, запрещая судам основывать приговоры на протоколах допросов свидетелей, умерших до суда или запуганных обвиняемым, подталкивает, по сути, обвиняемых к тому, чтобы они убивали и запугивали важных свидетелей.

На наш взгляд, однако, эта критика несправедлива: существует большое количество дел, в которых Суд и Комиссия занимали сбалансированную позицию, не абсолютизируя критерий ключевого свидетеля [375] Нельзя не признать вместе с тем существование целого ряда дел, в которых Суд все же воспринимал критерий ключевого свидетеля как абсолютный — см., например, постановление по делу «Visser v. the Netherlands» от 14 февраля 2002 года. . В таких делах предполагалось, что использование «производных» доказательств как основной базы для обвинения допускается, но только в тех случаях, когда получить лучшее доказательство совершенно невозможно и использование этого сомнительного доказательства компенсировано дополнительными процедурными гарантиями, предоставленными защите.

Степень допустимости использования «производных» доказательств во многом зависит от причин, которые побудили суд прибегнуть к помощи таких доказательств. Важно, по чьей вине свидетеля невозможно было допросить на суде, есть ли в этом вина государства, которое «упустило» важного свидетеля, или же так сложились обстоятельства и т.п.

В России в течение года после принятия нового УПК действовало очень либеральное правило, которое позволяло оглашать показания не явившихся свидетелей только с согласия сторон [376] См.: Кореневский Ю.В., Падва Г.П. Участие защитника в доказывании. С. 126. . Это правило ставило сторону обвинения в очень жесткие рамки, было признано нереалистичным, и в новой редакции статьи 281 УПК РФ определены причины, по которым можно оглашать показания свидетелей, отсутствующих в зале судебного заседания. Как представляется, новая редакция хотя и является менее выгодной для защиты, сама по себе не противоречит практике Европейского суда. В любом случае причина неявки свидетеля в суд должна выясняться судом с участием сторон до того, как оглашаются показания этого свидетеля. Без выяснения этих причин оглашение показаний будет признаваться необоснованным.

Очень часто свидетеля не получается допросить по объективным причинам, за которые государство не отвечает. Так, в деле «Ferrantelli and Santangelo v. Italy» от 7 августа 1996 года Европейский суд рассматривал жалобу на то, что одного из основных свидетелей (покончил жизнь самоубийством в тюрьме) не допросили с участием заявителей, а к началу судебного разбирательства он был уже мертв. ЕСПЧ одновременно отметил и тот факт, что государство было физически не в состоянии допросить этого свидетеля на стадии судебного разбирательства, и то, что его показания были поддержаны другими свидетельствами.

Чаще свидетель отсутствует по той причине, что его невозможно разыскать. Такой, например, была ситуация в деле «Isgro v. Italy» от 19 февраля 1991 года, где Суд не нашел нарушения статьи 6 Конвенции, сославшись на то, что правительство приняло все возможные меры, чтобы разыскать свидетеля, но это оказалось невозможным. Кроме того, личность свидетеля была известна подсудимому, у него была возможность допросить подсудимого на предварительном следствии, перед лицом следственного судьи, чья незаинтересованность в исходе дела не вызывала ни у кого сомнений. Хотя адвокат заявителя не присутствовал на их очной ставке, это не заставило Суд изменить свою оценку ситуации, так как прокурора на очной ставке тоже не было, и у заявителя была возможность задавать свидетелю вопросы. Наконец, в этом деле показания отсутствующего свидетеля не были единственным свидетельством и подтверждались суммой других доказательств.

В деле «Isgrà» Суд начал свой анализ с мер, предпринятых правительством для розыска свидетеля. Значит ли это, что, если бы такие меры не были предприняты, другие аргументы Суда (касающиеся процедуры использования этого доказательства в процессе) были бы не нужны, так как Суд нашел бы нарушение в любом случае? Возможно, ответ на этот вопрос содержится в решении по делу «Mayali v. France» от 14 июня 2005 года, в котором Суд сказал следующее: «Статья 6 не позволяет судам основывать приговор на показаниях свидетеля обвинения, которого обвиняемый не имел возможности допросить ни на какой стадии процедуры, иначе как в следующих условиях: во-первых, если невозможность проведения личного допроса связана с невозможностью найти свидетеля, должно быть установлено, что власти активно его искали, чтобы дать [обвиняемому] возможность его допросить; во-вторых, оспариваемое доказательство не должно быть единственным элементом, на котором основывается обвинительный приговор». Из этой фразы можно заключить, что каждое условие является необходимым. Иначе говоря, если власти не пытались разыскать свидетеля, приговор не может быть постановлен — вне зависимости от того, какой вес у показаний этого свидетеля. Если же власти все-таки попытались добросовестно найти свидетеля, но не смогли и все же использовали протокол его допроса для обоснования приговора, нарушение статьи 6 будет иметь место в том случае, если это является единственным доказательством (с этой точки зрения дело «Mayali» принадлежит к той категории дел, в которых Европейский суд использовал критерий ключевого доказательства как абсолютный).

Подтверждение последнему очень хорошо иллюстрирует дело «Bracci v. Italy» (постановление от 13 октября 2005 года). Заявителя подозревали в серии нападений на проституток, причем задержали его во время одного из таких нападений. Две проститутки-иностранки были допрошены полицией на предварительном следствии и потом исчезли из поля зрения правоохранительных органов. Очная ставка с подсудимым не проводилась, и допросить их на суде не удалось. Европейский суд в этом деле признал, что невозможность допроса двух свидетелей объяснялась объективными причинами. Вместе с тем ЕСПЧ признал нарушение Конвенции в отношении того эпизода приговора, который был полностью основан на показаниях отсутствующего свидетеля, и не нашел нарушения в отношении эпизода, по которому у стороны обвинения имелись другие свидетельства.