Григорий Диков - Стандарты справедливого правосудия [международные и национальные практики]

Европейский суд подтвердил, что у заявителя не было никакой возможности допросить девочку. Суд первой инстанции плохо объяснил, почему не надо ее допрашивать и проводить психологическую экспертизу. Что касается экспертизы, заказанной апелляционным судом, она была проведена через полтора года после событий. Единственным прямым доказательством сексуальных домогательств был рассказ девочки. Что касается показаний матери, то Суд отметил, что она говорила «со слов» и являлась вдобавок ближайшим родственником девочки. В результате Суд решил, что права заявителя по статье 6, § 3 (d), были нарушены.

По нашему мнению, главным дефектом национальной процедуры здесь было запоздалое проведение экспертизы с психологом. Если бы девочка была допрошена непосредственно в ходе разбирательства в суде первой инстанции, выводы Суда, возможно, были бы другими. Важно также обратить внимание на следующее: при оценке «подтверждающих» доказательств Суд отметил, что мать говорила со слов девочки и была ее близким родственником (§ 29), т.е. учел «качество» доказательства и решил, что дефектность основного доказательства (показаний девочки) не может быть исправлена существованием других подтверждающих доказательств, если они так же дефектны [380] Ср. с делом «Doorson», о котором речь впереди, где «дефектные» доказательства подтверждались такими же «дефектными». Надо признать, что в «Doorson» все свидетельские показания были все же самостоятельным источниками информации о подсудимом, в то время как здесь единственным источником была сама девочка, а мать лишь говорила «со слов». .

В другом деле о сексуальном насилии, «Lindqvist v. Sweden» (постановление от 22 октября 1997 года), Комиссия не нашла нарушения статьи 6, § 3, на том основании, что у заявителя была на предварительном следствии возможность задать вопросы свидетельнице, хотя и не напрямую — через полицейских, которые допрашивали ее. Комиссия также отметила, что апелляционный суд, рассматривая ходатайство заявителя о непосредственном допросе потерпевшей, отклонил его со ссылкой на то, что вопросы, которые подсудимый хотел задать потерпевшей, ей уже задавала полиция. Кроме того, шведские суды в этом деле специально отметили необходимость относиться к показаниям потерпевшей особенно осторожно, так как она не была допрошена на суде лично. Комиссия, наконец, отметила, что приговор заявителю был, в частности, основан и на другом важном доказательстве, а именно на исследовании потерпевшей психиатром и обычным доктором, которые заключили, что девочка действительно подвергалась сексуальному насилию.

В законодательстве европейских стран можно найти множество примеров различных иммунитетов, дающих право некоторым категориям лиц не давать показания в суде и на следствии. Эти гарантии могут быть направлены на защиту прав самих потенциальных свидетелей. Например, если дача показаний может дать основания для привлечения свидетеля к уголовной ответственности, иммунитет возникает в силу права этого лица не свидетельствовать против себя. Иногда иммунитет в большей степени защищает права самого подсудимого (например, адвокатская привилегия не давать показаний по обстоятельствам, ставшим адвокату известными в связи с осуществлением защиты). Некоторые иммунитеты защищают скорее некие отвлеченные ценности — так, право священника не раскрывать содержание исповеди направлено как на защиту прав обвиняемого, который ему исповедался, так и на сохранение уважения к религиозным процедурам в церкви.

В деле «Huikko v. Finland» (постановление от 11 мая 1999 года) заявитель был осужден за продажу конопли. Его приговор строился на показаниях некоего Н., который ввозил коноплю в Финляндию и продавал ее через заявителя. На судебном следствии Н. некоторое время подтверждал ранее данные им показания. В определенный момент обвинения были предъявлены и заявителю. Вскоре после этого Н. поменял тактику и отказался от своих предыдущих показаний, а также отказался вообще давать какие-либо показания по делу. В результате заявитель был приговорен исключительно на основании показаний Н., данных до того момента, как заявителю были предъявлены обвинения. У заявителя, таким образом, не было никакой возможности допросить Н.

Европейский суд, рассматривая это дело, пришел, как представляется, к парадоксальному выводу. Суд отметил, что заявитель имел возможность опросить Н. и тем самым его права по статье 6 были соблюдены. Вместе с тем Суд отметил, что заявитель, скорее всего, не получил бы ответов на свои вопросы, так как Н. заявил, что не будет давать никаких показаний. Такое решение, на наш взгляд, противоречит базовому принципу эффективной защиты прав по Конвенции. В деле «Huikko» у заявителя имелось формальное право задавать вопросы, которое, однако, было невозможно реализовать в силу наличия в национальном законодательстве права не отвечать.

Российский УПК, а также некоторые «отраслевые» законы предоставляют свидетельский иммунитет различным группам лиц. Если их допрашивают на следствии, следователь обязан сообщить им о том, что их показания могут быть потом использованы в процессе против третьих лиц. Если такое предупреждение сделано не было, использовать показания таких лиц в суде, по мнению некоторых авторов, недопустимо [381] См.: Практика применения УПК РФ. С. 373. .

Допрос свидетелей с сохранением их анонимности распространен во многих европейских странах и получает все большее распространение у нас. Предполагается, что анонимность защищает свидетеля от мести со стороны подсудимого или его сообщников. Несомненно, такая практика ставит защиту в сложное положение. С одной стороны, анонимность свидетеля не всегда исключает его допрос стороной защиты в какой-то форме. Таким образом, защита может поставить определенные вопросы свидетелю по сути его показаний и выявить возможные несоответствия. Статья 278 УПК РФ устанавливает, что свидетеля можно допрашивать «в условиях, исключающих визуальное наблюдение». Кроме того, из смысла части шестой этой статьи можно сделать вывод, что данные о личности свидетеля могут быть засекречены. Интересно, что часть пятая статьи 278 УПК РФ говорит о том, что причиной для сохранения анонимности свидетеля может быть только его безопасность или безопасность его близких. Значит ли это, что личность свидетеля нельзя скрыть по другим основаниям? Например, потому, что раскрытие его личности может раскрыть методы оперативной работы правоохранительных органов, притом, что для самого свидетеля никакой опасности не существует? Представляется, что эта норма может толковаться расширительно — во всяком случае, как будет показано ниже, практика Европейского суда этому не препятствует. Как следует из некоторых дел ЕСПЧ, «засекречивание» свидетеля может пойти дальше, чем просто исключение визуального контакта (например, допрос через судью или с изменением, с помощью специальной аппаратуры, голоса свидетеля).