Григорий Диков - Стандарты справедливого правосудия [международные и национальные практики]

Последний аргумент очень интересен. Он показывает, что Суд, наверное, готов был бы рассмотреть эту жалобу, если бы в действиях полицейских экспертов были признаки пристрастного подхода к делу. То есть «нейтральность» здесь может определяться не только по объективным критериям (принадлежность к какому-либо органу или связь с лицом), но и по поведению самого эксперта.

Вместе с тем есть дела, в которых нейтральность эксперта ставилась под сомнение теми обстоятельствами, в которых проводилась экспертиза.

В деле «Stoimenov v. the former Yugoslav Republic of Macedonia» (постановление от 5 апреля 2007 года) заявитель подозревался в хранении и попытке продажи нескольких килограммов опийного полуфабриката (смолы). Сам он утверждал, что вещество, изъятое у него, было произведено и использовалось для медицинских целей, хранилось со времен Второй мировой войны и уже не содержало, в силу длительности хранения, морфина (который является главным наркотическим компонентом опия). Иначе говоря, вопрос о химическом составе изъятого вещества был ключевым для квалификации деяния как уголовно наказуемого.

Государственное бюро судебной экспертизы, которое провело анализ вещества, заключило, что это вещество является наркотиком. В ходе суда заявитель потребовал провести повторную экспертизу. Он указывал на недостатки первоначальной экспертизы и на то, что именно она была основной причиной возбуждения уголовного дела против него. Однако суд отклонил ходатайство, посчитав, что первая экспертиза заслуживает доверия и не требует проверки. Суд второй инстанции к этому добавил, что от долгого хранения опиум становится только «лучше» (этой информации в экспертном заключении не было). У заявителя же не было возможности самому провести экспертизу вещества с помощью своих экспертов, так как «смола» была конфискована правоохранительными органами.

Европейский суд заметил, что экспертиза в этом деле была проведена по инициативе не суда, а прокуратуры. В такой ситуации у заявителя могли возникнуть сомнения в объективности экспертного учреждения, и эти сомнения были объективно обоснованными. В то же время у него самого не было возможности исследовать с помощью своих экспертов вещество, о котором шла речь. На пускаясь в длительные рассуждения, Суд решил, что в этом деле македонские суды были обязаны назначить проверочную экспертизу, т.е. вопреки мнению македонских властей посчитал, что дополнительное доказательство (экспертиза) было необходимо для справедливого рассмотрения дела.

Такие дела являются исключениями в практике ЕСПЧ, который признает, что необходимость проведения дополнительных исследований вещественных доказательств должна оцениваться в первую очередь национальными судами, а не Европейским судом [393] См.: Reid K. A Practitioner’s Guide to the European Convention on Human Rights. London : Thomson, Sweet and Maxwell, 2008. Р. 125. . Европейский суд может вмешаться только там, где необходимость провести повторную или дополнительную экспертизу абсолютно очевидна, например если эксперт, назначенный по инициативе государственного обвинителя, резко меняет свои показания на суде. Таковы были обстоятельства дела «G.B. v. France» (постановление от 2 октября 2001 года), в котором эксперты-психиатры представили относительно благоприятный для защиты отчет, но во время допроса в суде резко поменяли свое мнение на определенно неблагоприятное в связи с тем, что им были предоставлены новые данные о заявителе, описывающие, в частности, некоторые эпизоды из его прошлого. В таких обстоятельствах суд должен был удовлетворить ходатайство защиты о проведении повторной экспертизы.

Экспертиза относится к числу тех следственных действий, в производство которых обвиняемый если и вовлекается, то далеко не всегда (в тех случаях, когда экспертиза касается состояния его здоровья, требуется отбор сравнительных образцов и т.д.). Такая ситуация является нормальной для многих европейских стран [394] См. пример Бельгии в: Jacobs A. L’arrêt Cottin С. Belgique ou l’irrésistible marche vers l’expertise contradictoire en matière pénale // Revue Trimestrielle des Droits de l’Homme. 2007. N 69. Р. 222 et seq. . Более того, Конвенция не требует от следствия заранее сообщать защите о проведении экспертизы — безусловным требованием является лишь право защиты ознакомиться с ее результатами и оспорить их в суде.

Однако Суд все ближе подходит к признанию того, что защита должна быть как можно больше вовлечена в производство экспертизы, а не только в изучение ее результатов.

Обратимся к делу «Cottin v. Belgium» (постановление от 2 июня 2005 года). Заявитель в этом деле обвинялся в причинении телесных повреждений, и суд назначил экспертизу потерпевшего, чтобы установить тяжесть этих повреждений (что было важно для уголовно-правовой квалификации деяния). Правительство утверждало, что, хотя заявитель и не мог принять участия в экспертизе, у него была возможность оспорить ее результаты, а также попросить суд провести дополнительную или повторную экспертизу. Заявитель, напротив, утверждал, что возможность оспорить результаты экспертизы в процессе была чисто теоретической, что он был лишен возможности назначить своего эксперта для исследования потерпевшего в тот момент, когда проводилась экспертиза, назначенная судом, и что он не мог задавать вопросы потерпевшему в ходе его обследования. Любая новая экспертиза происходила бы в таких же условиях.

Европейский суд, обсуждая эту жалобу, начал свой анализ с общего замечания. Он заметил, что требование «состязательности» касается разбирательства перед лицом судьи. Статья 6 не дает сторонам абсолютное право всегда и в любых условиях участвовать в проведении экспертизы, назначенной судом, присутствовать при допросах, которые эксперт может проводить, и получать для ознакомления материалы, предоставленные эксперту на исследование. Для Суда скорее важно, насколько процедура перед лицом судьи по проверке результатов экспертизы была «состязательной».

Однако далее Суд решил отступить от этого общего правила по следующим соображениям. Суд отметил, что, действительно, заявитель не мог участвовать на условиях «состязательности» в проведении экспертизы — он мог на таких условиях только оспаривать ее результаты. ЕСПЧ также отметил, что вопрос, поставленный перед экспертом (о тяжести телесных повреждений и их последствиях), был главным вопросом, который следовало разрешить бельгийскому суду. Этот вопрос был медицинского характера, и судьи не были компетентны сами на него отвечать. Хотя с правовой точки зрения суд не был связан выводами экспертизы, реально она играла решающую роль в выводах суда (на что указал и суд апелляционной инстанции в своем решении по делу).