Юрий Антонян - Психология убийства

В детстве будущие убийцы чаще переживали чувство стыда, чем представители контрольной группы. При этом оказалось, что, чем чаще в детстве будущие убийцы переживали чувство стада, тем больше событий детства входит в их сознание и сохраняется там, т.е. тем шире для них фактуальная сторона биографии, тем актуальнее переживания детства. Поскольку в детстве убийцы чаще правопослушных переживали чувство стыда и больше событий детства сохранилось в их сознании, то они чаще вторых попадали в ситуации, актуализирующие у них чувство стыда. Иными словами, среди убийц оказывается в целом намного больше таких состояний (поступков, влечений, мыслей, желаний и т.д.), которые они не хотели бы демонстрировать, поскольку они не соответствуют нормам их социального окружения. Следовательно, сфера адекватной адаптации убийц значительно уже, чем для законопослушных респондентов.

Чувство стыда, фрустрируя личность, способствует концентрации ее внимания на себе и делает собственные состояния предметом оценки. Поскольку убийцы чаще находятся в конфликте с окружающими и, главное, с самими собой, психотравмирующие переживания способны вызвать агрессию как способ защиты от "обвинений" среды и недопущения повышения уровня состояний, обусловленных чувством стыда.

Как показало исследование, и у убийц, и у правопослушных респондентов высока степень связи чувства стыда с частотой наказаний в детстве, а также с отношением родителей к ним. Последнее проявляется в следующем: чем чаще родители справедливы к детям и правильно понимают их, тем чаще дети испытывают чувство стыда. Причем эта связь оказалась значительно сильнее у убийц, чем у правопослушных. Первые оказались намного более чувствительными к справедливости, чем вторые, и реагировали на нее чувством стыда, причем здесь справедливость понимается сугубо с позиций этих людей.

Интенсификация стыда в условиях понимания и справедливости означает, что он обнаруживает несоответствие индивидуально-психологических особенностей убийц специфике названных условий, что порождает необходимость в психологической защите. Стало быть, ситуация понимания и справедливости психотравматичная для этих лиц. Оказывая на них большое эмоциональное воздействие и делая восприимчивым к воспитательным мерам, названная ситуация, порождая стыд, тут же вызывает защитное поведение, нивелирующее воспитательное влияние. Поэтому мы пришли к выводу, что убийцам более свойственна тенденция уйти от справедливости, хотя они часто декларируют противоположное стремление. Последнее выражается в многочисленных попытках объяснить свои поступки потребностью утверждения справедливости.

Названное противоречие — фактический уход от справедливости и в то же время стремление к ней — можно объяснить как субъективное неприятие общесоциальной справедливости, закрепленной в нравственных и правовых нормах. Убийца ищет некую абстрактную справедливость, о которой у него весьма смутное представление. Не случайно в беседах обвиняемые (осужденные) в убийствах не могли, как правило, объяснить, что такое справедливость, какая именно справедливость им нужна, какое отношение к ним, как к убийцам, было бы справедливым и т.д.

Обобщение полученных психологических данных позволило прийти к выводу, что ситуация, которая актуализирует у убийц чувство стыда, почти не затрагивает других эмоциональных состояний (как у правопослушных), делая состояние стыда как бы автономным психологическим образованием. Возможно, стыд для них не является "прорывом" какого-то прочного психологического запрета, он провоцируется извне, т.е. убийцу скорее стыдят другие люди, чем он сам способен переживать стыд. У представителей контрольной группы иная картина: они очень сильно переживают стыд, и в это переживание обязательно включены эмоции страдания и страха.

Обычно стыд порождается действием некоторого сильного внутреннего запрета, что прежде всего говорит о наличии такого запрета и влечет за собой чувство вины. Сильный эмоциональный дискомфорт является следствием не страха, а именно стыда. У правопослушных граждан, как показало изучение, переживание стыда содержит более сильный потенциал для его преодоления или снятия этого состояния путем изменения ситуации или путем изменения своего состояния. У убийц такой потенциал значительно ниже.

В ситуациях, вызывающих страдание, у преступников резко снижается переживание вины. Я это наблюдал практически у всех убийц, совершивших посягательства на чужую жизнь в условиях острого конфликта, действительно порождающего страдания у них, например, в связи с изменой жены или тяжким унижением. Надо сказать, что само состояние страдания у убийц носит более автономный характер и не порождает потребности его скрыть, т.е. здесь не обнаруживается связь со стыдом. Наоборот, здесь, вероятно, есть тенденция к его демонстрации, выставлению вовне, с чем, как можно полагать, связаны попытки самоубийства после убийства, поскольку такие попытки не доводятся до конца.

В ситуациях переживания чувства вины у убийц наблюдается снижение интенсивности переживания чувств страдания и страха. У правопослушных респондентов, кроме того, снижается чувство страха. Когда возникает страх у убийц, у них снижается чувство вины, у представителей контрольной группы наблюдается та же тенденция, но при этом значительно усиливается стыд, что дает им возможность лучше контролировать свое поведение.

В истории науки можно обнаружить немало фактов, когда изменялось содержание теоретических понятий и ими стали обозначать иные, но сходные явления и процессы, а не только те, для которых эти термины вначале вводились. Я бы сказал, что это наиболее "счастливые" понятия не только в силу их точности, но и перспективности, внутренней возможности дальнейшего самостоятельного движения, охвата более значительного круга проблем, чем те, ради которых они формулировались. К их числу относится некрофилия, т.е. влечение к трупам, их осквернение, любой безнравственный контакт с ними.

Одним из первых, кто подробно описал это из ряда вон выходящее нарушение, был Р. Крафт-Эбинг (16), который рассматривал некрофилию в качестве патологического полового влечения. Он считал, что в отдельных случаях все может сводиться к тому, что неудержимое половое влечение не видит в наступившей смерти препятствия к своему удовлетворению. В других случаях, по мнению Р. Крафта-Эбинга, наблюдается явное предпочтение, отдаваемое трупу перед живой женщиной. В том случае, если над трупом не совершаются такие действия, как, например, его расчленение, причину возбуждения нужно, по всей вероятности, искать в самой безжизненности трупа. Возможно, что труп единственно представляет сочетание человеческой формы с полным отсутствием воли и поэтому некрофил удовлетворяет патологическую потребность видеть объект желания безгранично себе подчиненным без возможности сопротивления.