Юрий Антонян - Психология убийства

Некоторые психиатры, в частности Ю. Л. Метелица, обратили внимание на то, что некоторые люди становятся жертвами насилия потому, что они оказались беспомощными, неспособными произвольно осуществить какие-то защитные действия в опасной для них ситуации. Иными словами, они проявляют жизненное бессилие, что часто бывает следствием мазохизма. Как точно подметил Э. Фромм, мазохист нуждается в "дополнении" себя другим существом, он ищет симбиотические взаимоотношения, в частности с садистом или с лицом с "просто" доминантным или авторитарным характером. Происходит это потому, что мазохист недостаточен для самого себя, но то же самое можно сказать и о садисте. Поэтому поиск тем или другим "партнера" вполне естествен.

У истоков пассивности лежит чувство вины, которое вызывается не каким-либо поступком, действительно совершенным человеком, а бессознательными деструктивными влечениями. Чувство вины может, с одной стороны, вести к бессознательному стремлению быть наказанным и совершению субъектом таких действий, которые влекут за собой наказание. В развитии ребенка бывают опасные ситуации, характеризующиеся тем, что проявляются желания удовлетворить свои инстинктивные влечения, которые воспринимаются как нарушение запретов. Это приводит к тому, что подобные ситуации запечатлеваются как такие, которые связаны с наказанием, исходящим от других людей или впоследствии со стороны сверх-Я. Создание опасных ситуаций, таким образом, приводит к повышенной уязвимости человека, повышает его виктимность. Ребенок бессознательно провоцирует наказание своим поведением, хотя может избежать его, воздерживаясь от удовлетворения предосудительных инстинктивных потребностей. Наказание ведет к прощению, в результате которого субъект, испытывая чувство собственного ничтожества, морально слабеет, преисполняется ненавистью и презрением к самому себе, а значит, становится готовым к совершению поступков, влекущих за собой наказание, и, таким образом, порочный круг нарастающей пассивности субъекта замыкается.

Со времен 3. Фрейда вина в психоанализе в основном понимается как иррациональная и бессознательная управляющая сила. Концепция бессознательной вины сама по себе стремится отвлечь внимание от вины как от психического состояния, актуально переживаемого человеком и связанного с конкретными ситуациями и его действиями. Поскольку психическая жизнь индивида даже в детстве неотделима от социальной, это дает возможность предположить, что стыд и вина — ранние универсальные аффективные состояния, функция которых — поддерживать и восстанавливать последующие аффективные связи.

Как и при переживаниях тревожности и вины, переживания стыда создают свою защитную стратегию, основное место в которой — стремление избежать "стыдных" положений, т.е. таких, в которых могут проявиться субъективные особенности, вызывающие у индивида стыд. Когда стыд интериоризируется, прочно усваивается, чувство стыда, как и чувство вины, может актуализироваться без внешних провокаций, по твоим внутриличностным закономерностям. Стыд выявляет крайнюю уязвимость лица по поводу тех своих черт, которые необходимо скрывать, стыдясь их, либо в связи с тем, что появились влечения, мысли или потребности, даже действия, которых нужно стыдиться. Вот почему убийцами могут стать как из чувства вины, так и из чувства стыда за свои какие-то очень психотравмирующие недостатки.

Детерминацию насилия чувством стыда можно обнаружить у сексуальных убийц, многие из которых тяжело переживают свою сексуальную ущербность, недостаток мужественности и т.д., которых они стыдятся. Женщина, которая намеренно или без злого умысла вызвала на поверхность названное чувство, рискует стать жертвой нападения. Чувства вины и стыда способны привести и к самоубийству.

Религия всегда поддерживала в человеке и обществе высокий уровень переживаний чувства вины — перед Богом, святыми, церковью, иногда даже перед собственной совестью. Это делало людей покорными и даже беззащитными, тем более, что внушалось им с детства. Поэтому всеобщее насаждение чувства вины было очень выгодно церкви.

Правда, сейчас, по мнению Г. Маркузе, материальный и интеллектуальный прогресс ослабил силу религии настолько, что она уже не может быть достаточным объяснением чувства вины. Агрессивность, повернутая против Я, угрожает стать бессмысленной: индивид, лишенный возможности уединения и, следовательно, способности сопротивляться манипулированию, не обладает достаточным мыслительным пространством для того, чтобы развить в себе противостояние своему чувству вины, чтобы жить с собственной совестью (25). Думается, однако, что Г. Маркузе преуменьшил силу и возможности религии привить и поддержать чувство вины. К тому же материальный и интеллектуальный прогресс далеко не везде масштабен. Что касается уединения, то оно возможно в самом людном и шумном месте, что, в частности, подтверждается феноменом одиночества в толпе. Церковь, конечно, уже не может, как в прошлом, манипулировать чувством вины, толкнуть человека на любой поступок, но это уже связано не только и не столько с материальным и интеллектуальным прогрессом.

Мастерски эксплуатировали чувство вины тоталитарный режим и тоталитарная идеология, в частности, коммунистические. В людях, начиная с детей и подростков, постоянно культивировали чувство вины — перед Государством, Партией, Светлым будущим. Родиной, Трудовым коллективом. Родным заводом и т.д. — в различных формах: долга, патриотизма, ответственности, обязанности. Неисполнение предписанного сверху грозило болезненным обострением заложенного тысячелетиями чувства вины, еще сформированного страхом и трепетным почтением перед Великим Отцом, образ которого приняло на себя всевластное и всепроникающее государство. Именно государство и система представали подлинными подвижниками и мучениками, а маленький человек с его слабостями и ничтожными влечениями был, лишь препятствием к реализации грандиозного плана переустройства мира да и решению всех каждодневных экономических и социальных задач.

Каждый человек обязан был чувствовать, что он в чем-то виноват, причем совсем необязательно было знать, в чем именно, а, так сказать, просто виноват. Так для системы было намного выгоднее, поскольку четко очерченная вина неизбежно ставила вопрос о возможностях реального человека и порождала сомнения, а этого режим никак не мог допустить.

Угроза актуализации чувства вины не только бросала простодушных и одномерных людей на бессмысленные "всенародные стройки", массовое самопожертвование во время войны. Она их толкала на доносительство, предательство и убийство: многие палачи НКВД призывались на такую службу посредством эксплуатации их чувства вины. Не вызывает сомнений, что "разоблачения" одних "врагов народа" другими диктовалось не только страхом убийства, но и потребностью исполнения долга перед партией, т.е. тем же чувством вины.