Олег Лекманов - «Жизнь прошла. А молодость длится…» Путеводитель по книге Ирины Одоевцевой «На берегах Невы»

“Совсем недавно, в одном из ответов на литературную анкету, Сологуб был назван «великим поэтом». Это преувеличение, разумеется.

В искусстве «великое» начинается как раз с какой-то «победы» над тем «страхом перед жизнью», которым заранее и навсегда был побежден Сологуб. Но, конечно, он был поэтом в истинном и высоком смысле этого слова – не литератором и стихотворцем, а одним из тех, которые перечислены в «Заповедях Блаженства»” (157, т. 3, с. 145).

С. 247 Ни у кого со времени Лермонтова “звуки небес” не звучали так явственно. – Сравните с гумилевским уподоблением Блока Лермонтову, которое мы приводим на с. 635. Также сравните в финальных строках “Ангела” Лермонтова (1831): “И звуков небес заменить не могли / Ей скучные песни земли” (204, т. 1, с. 228). Эти строки Блок процитировал в статье “Памяти Врубеля” (1910): “Он все идет – потому что «скучные песни земли» уже не могут заменить « звуков небес »” (55, т. 5, с. 423). В свою очередь, это место из блоковской статьи приведено в книге К. Мочульского о поэте: 246, с. 265.

С. 247 Блок совсем не декадент, не “кошкодав-символист”, каким его считают. – Слово “кошкодав” здесь употреблено как синоним слова “хулиган”. В таком значении оно встречается и в статье самого Блока “Вопросы, вопросы и вопросы” (1908): “Общение <���…> между писателями русскими может устанавливаться, по-видимому, лишь постольку, поскольку они не писатели, а общественные деятели, собутыльники, кошкодавы , что угодно. Русские же символисты, андреевцы, арцыбашевцы – все это решительно понятия нереальные, нагоняющие лишь смертельную скуку” (55, т. 5, с. 343). Выше в этой же статье Блок писал: “…знаменитый процесс «кошкодавов» вызывает на размышления общего свойства, а вся литература не вызывает” (там же, с. 339). Подразумевается скандальная история, о которой много писали русские газеты в августе – сентябре 1908 г. и которая закрепила в сознании обывателя параллель “кошкодав – литератор”: якобы на квартире купца Г. Попова некие злодеи мучили кошек, и в этих истязаниях будто бы принимал участие “поэт-модернист” П. Потемкин, а свидетелями забав были поэт И. Рукавишников, А. Куприн, А. Каменский и др. (подробнее см., например: 219, с. 362). Разумеется, имя Блока в списке “кошкодавов” не фигурировало.

С. 247 Романтик чистейшей воды, и к тому же – немецкий романтик. – Сравните в книге о Блоке К. Мочульского: “Наследник «трансцендентальной иронии» немецких романтиков , Блок – живой сплав двух миров, человек катастрофического сознания” (246, с. 227). Уподобить Блока немецким романтикам Гумилев вполне мог в рамках развиваемой им еще в статье “Наследие символизма и акмеизм” (1913) концепции благотворного влияния на русскую литературу французской культуры и не слишком благотворного – германской.

Фрагмент, близко перекликающийся с рассуждениями о Блоке, приводимыми в НБН, можно найти в книге К. Чуковского “Александр Блок как человек и поэт” (1924):

“…если бы <���…> мы непременно захотели причислить поэта к какой-нибудь поэтической школе, нам пришлось бы, мне кажется, обратиться в Германию, на целое столетие вспять, к так называемым Иенским романтикам. Во многом между ними и Блоком сходство разительное: те же мысли, те же приемы, те же слова, те же образы.

Если поэтика Блока есть поэтика тайны, то в чем же, как не в откровении тайн, видели сущность искусства молодые романтики Иены? Если Блок отвергает земное, во имя неземной благодати, то разве не таково же было отношение к земному у Вакенродера, Тика, Новалиса?

Если он видит в поэзии религию, откровение бесконечного в конечном, то разве не таково же было отношение к поэзии у них? Если он певец сновидений, то разве Новалис не был певец сновидений? <���…>

Словом, если бы летом 1799 года Блок прочитал свои первоначальные стихи за столом у Каролины Шлегель – ей, Фридриху Шлегелю и Фридриху Шеллингу, – они почувствовали бы в нем своего. Какое письмо написала бы о нем Каролина своей удивительной дочери Августе! Его томление по Прекрасной Даме было бы сочувственно понято теми, кто лишь за год до того наблюдал, как из умершей девочки Софии фон Кюн ее неутешный возлюбленный создал себе вечную святыню, воплощение мирового блаженства, ту самую Weltseele, которая, по ощущению Шеллинга, составляет нерасторжимую связь между юдолью и богом <���…>

В Блоке чувствовался мистик именно германского склада души, соотечественник Мейстера Экгардта, Иоганна Таулера, Якоба Бёме. Его боговидение было чисто тевтонское. Вообще в русском символизме Блок, как и Андрей Белый, – представитель германских, а не латинских литературных традиций” (407, с. 75–76).

Сравните, впрочем, в мемуарах Н. Павлович:

“Мы заговорили о романтизме, о немецких романтиках.

– У них нет настоящего величия. Кое-что они увидели в туманах. И в наших снах это было… Подождите, я сейчас покажу вам их портреты! – сказал Блок и ушел к себе.

Через несколько минут он принес какую-то книгу с портретами Тика, Новалиса, Гофмана и Брентано.

– У них невыразительные лица. С такими лицами нельзя достичь величия.

Я искоса посмотрела на прекрасное лицо самого Блока. Он заметил мой взгляд.

– Нет, я серьезно говорю. Они настоящего величия не достигли, не могли достигнуть” (297, с. 490).

С. 247 Ведь его пращур Иоганн Блок прибыл из Германии и стал лекарем императрицы Елисаветы. – “По отцу Блок – немецкого происхождения. Его прапрадед, мекленбургский выходец, Иоганн фон Блок, переселился в Россию в 1755 году и состоял лейб-медиком при императрице Елисавете Петровне” (246, с. 13).

С. 248 …как для Фридриха Шлегеля… – Карла Вильгельма Фридриха фон Шлегеля (Friedrich Schlegel; 1772–1829), одного из главных теоретиков йенского романтизма.

С. 248 …как Новалис… – Литературное имя йенского романтика Фридриха фон Харденберга (Georg Friedrich Philipp Freiherr von Hardenberg; 1772–1801). Сравните, например, в книге К. Мочульского: “Блок верен духу немецкого романтизма: Новалис и Шеллинг, Вагнер и Ницше соединяют свои голоса с его голосом” (246, с. 247).

С. 248 Молчите, проклятые книги, / Я вас не писал никогда. – Финальные строки стихотворения Блока “Друзьям” (1908):