Олег Лекманов - «Жизнь прошла. А молодость длится…» Путеводитель по книге Ирины Одоевцевой «На берегах Невы»

С. 284 Исследуя творчество Некрасова… целые картотеки и статистические таблицы. – Творчеством Некрасова К. Чуковский занялся еще в 1912 г. В 1920 г. он выпустил очередное издание стихотворений Некрасова со своими предисловием и примечаниями, а также готовил серию книг о поэте, которые вышли в 1922 г.: “Жена поэта: (Авдотья Яковлевна Панаева)”, “Некрасов, как художник” и “Поэт и палач: (Некрасов и Муравьев)”.

С. 284 Всему виной Лафонтен и наш дедушка Крылов… тип труженика-муравья типу стреко-кузнечика. – Подразумевается басня Жана де Лафонтена (Jean de La Fontaine; 1621–1695) “Цикада и Муравей” (“La Cigale et la Fourmi”), открывавшая его первую книгу басен. По мотивам басни Лафонтена не позднее 1808 г. и была написана знаменитая басня Ивана Андреевича Крылова (1769–1844) “Стрекоза и Муравей”.

С. 285– Хотите, – громогласно вопрошает Чуковский, подражая трубному голосу Маяковского… – Я устал. – Сравните с соответствующим пассажем статьи К. Чуковского “Ахматова и Маяковский”:

“Все это эксцентричные поступки и жесты, способные ошеломить и потрясти. Но когда на дальнейших страницах он отрубает хвосты у комет, выдергивает у себя живые нервы и мастерит из них сетку для бабочек, когда он делает себе из солнца монокль и вставляет его в широко растопыренный глаз, мы уже почти не удивляемся. Тотчас же вслед за этим он наряжает облако в штаны, целуется с деревянной скрипкой и объявляет ее своей невестой, а потом выворачивает себя наизнанку и спрашивает с жестами профессора магии:

А нам уже решительно все равно. Хочешь – вынимай, хочешь – нет, нас уже ничем не проймешь. Мы одеревенели от скуки. Кого не убаюкает такое монотонное мельканье невероятных, эксцентрических образов? Мы уже дошли до такого бесчувствия, что хоть голову себе откуси, никто не шевельнется на стуле. Нельзя же без конца ошарашивать” (406, с. 38).

С. 286 Ко мне подбегает стриженая как мальчик Ада Оношкович-Яцына… – …неизвестно почему. – Еще один повтор, сравните с. 63–66.

С. 286 И Ада сбивчиво и торопливо рассказывает мне… – украшенных драгоценными камнями. – По-видимому, О. была сама не слишком уверена в том, что память ее в данном случае не подводит. Поэтому она и не забыла отметить, что Оношкович-Яцына рассказала ей о “вольсе” “сбивчиво и торопливо”.

Главная и безусловная ошибка, допущенная в комментируемом фрагменте: описываемый в нем танец называется не “вольс”, а “вольта” (фр. voltе, от итал. voltare – поворачивать). Как и вальс, вольту танцуют на три счета, однако прямой предшественницей вальса назвать ее было бы некорректно. Вольта упоминается в мемуарах королевы Маргариты де Валуа (Marguerite de Valois; 1553–1615) в перечне танцев, исполнявшихся в ее честь. Сообщается, что пастушки из Прованса танцевали “вольту под цимбалы” – “les Provençales la volte avec les cimballes” (445, р. 9). Поскольку при исполнении вольты партнер крепко берет партнершу за талию и поднимает ее высоко в воздух, в 1610 г. король Людовик XIII (Louis XIII; 1601–1643) действительно счел этот танец безнравственным и запретил при французском дворе (134, с. 104).

Вторая ошибка комментируемого фрагмента, возможно, заключается в том, что французский поэт Жоашен дю Белле (Joachim Du Bellay; 1522–1560), как кажется, перепутан со своим другом и сотоварищем по “Плеяде” Пьером де Ронсаром (Pierre de Ronsard; 1524–1585). У Ронсара, как и у дю Белле, не находится строки “Опьянев от пьянящего танца”, но зато в его “Les Mascarades” (“Маскарадах”) изображается, как Маргарита де Валуа танцует вольту с братом на своей свадьбе с Генрихом IV (Наваррским) (Henri IV, Henri le Grand, Henri de Navarre; 1553–1610) 14 августа 1572 г.: “Le Roi dansant la volte provençale / Faisait sauter la Charitе́, sa sœur: / Elle, suivant une grande douceur, / A bonds lе́gers volait parmi la salle” (“Король танцует провансальскую вольту и заставляет подпрыгивать Милосердие, сестру свою. Та, преисполненная великой нежности легкими прыжками летала по залу”) (433, p. 160). Логично предположить, что именно этот текст Ронсара и переводили студийцы Лозинского и что он, в свою очередь, пробудил в них интерес к вольте.

Благодарю Е. Грачеву, Я. Линкову и М. Неклюдову за помощь, оказанную при написании этого фрагмента путеводителя.

С. 288 Почему – “entrez”, а не “входите”, – ведь мы не во Франции. – Сравните в мемуарах Г. Иванова о его первом разговоре с Мандельштамом: “Заговорил он со мной, неизвестно почему, по-французски, старательно грассируя. На каком-то слишком «парижском» ррр… как-то споткнулся. Споткнулся, замолчал, залился густой малиновой краской, выпрямился еще надменней…” (157, т. 3, с. 90).

С. 288 А то бы я сгорел, как белая страница. “Немного дыма и немного пепла”… Из четверостишия Мандельштама 1911 г.:

(226, т. 1, с. 16)

И Мандельштам, и Гумилев в изображении О. часто прибегают к автоцитатам. В других мемуарах об этих поэтах такая особенность их устной речи не зафиксирована.

С. 289 Артур Лурье находит, что галстук в крапинку элегантнее всего, а он arbiter elegantiarum. – Вряд ли композитор-авангардист Артур Винцент Лурье (псевдоним Наума Израилевича Лурья, 1892–1966) кем-нибудь воспринимался как арбитр вкуса и элегантности. Его внешность и манеру одеваться исследователи справедливо называют “экстравагантной” и приводят следующий словесный портрет Лурье работы А. Куприна: “Всегда в ярко-зеленом костюме фантастического покроя, украшенном громадными, величиной с чайное блюдечко, зелеными пуговицами спереди, сзади и на обшлагах, в большом отложном воротнике, оставлявшем декольтированной длинную, жилистую, с кадыком, шею, в больших открытых туфлях на французских дамских каблуках” (166, с. 32).

С. 289– Я с того вечера в клубе поэтов не видел Александра Александровича. Мне о многом, об очень многом хочется с ним поговорить. – Сравните с известной О. раздраженной констатацией в записной книжке Блока от 8 декабря 1920 г.: “Звонил Мандельштам (Иосиф), хотел прийти, но я отговорился делом” (54, с. 509).

С. 290 Приглашение на “Торжественное собрание в 84-ю годовщину смерти Пушкина” в Доме литераторов получить было нелегко. – Пушкинский вечер в Доме литераторов состоялся 13 февраля 1921 г. В президиуме сидели М. Кузмин, А. Ахматова, В. Ходасевич, М. Кристи, А. Кони, Н. Котляревский, П. Щёголев, И. Садофьев, А. Волынский, П. Губер, Н. Волковысский и К. Чуковский. Выступили Б. Харитон, Блок, Кузмин, Ходасевич и Эйхенбаум (212, с. 29).

С. 290 Из-за недостатка места число приглашенных было крайне ограничено – в расчете на одну лишь “элиту”. – Тем не менее А. Оношкович-Яцына, которую в это время вряд ли можно было отнести к числу “элиты” петроградского литературного общества, ни о каком ажиотаже при получении пригласительных билетов в дневнике не упоминает и описывает получение такого пригласительного вполне буднично: “Вечером предстоит торжественное чествование памяти Пушкина в Доме Литераторов. Днем я зашла туда за билетом” (289, с. 402).