Олег Лекманов - «Жизнь прошла. А молодость длится…» Путеводитель по книге Ирины Одоевцевой «На берегах Невы»

Этот текст, который О., конечно, читала, предоставляет возможность для двух противоположных интерпретаций соответствующих фрагментов НБН: в нем можно увидеть как подтверждение правдивости мемуаров О., так и “фактологическую” основу для ее фантазий об участии Гумилева в заговоре.

С. 400 …освещающая “нездешним светом” того, с кем происходит она… – Возможно, отсылка к стихотворению В. Соловьева 1892 г. (хотя словосочетание “нездешний свет” можно найти в стихотворениях Жуковского, Ф. Сологуба, Брюсова, Б. Поплавского и других поэтов):

(342, с. 88)

С. 400 …как у Кузмина в “Картонном домике”. Судьбой не точка ставится, а клякса. – Сравните с финалом стихотворения “Эпилог” (1907), которым завершается не повесть Кузмина “Картонный домик”, а тесно связанный с нею цикл “Прерванная повесть”:

(178, с. 45)

С. 400 И даже терпеливо ожидаю “заветный час свиданья”. — Отсылка к стихотворению Михаила Михайлова “Подражание английскому” (1847):

(241, с. 539)

С. 401 …вот хомут вам и дуга, я вам больше не слуга… – Сравните с классическим вариантом этой поговорки: “Вот вам хомут и дуга, а я вам больше не слуга” (245, с. 964).

С. 401 Он проводил меня до внутренней винтовой лестницы. – …и помахал мне рукой на прощанье. – Этот фрагмент контрастно соотносится с описанием последней встречи Гумилева и Ахматовой. Оно было сделано П.Н. Лукницким, и О. в 1967 г. его читать не могла, однако об этом эпизоде ей мог сообщить присутствовавший при нем Г. Иванов: “АА рассказывает, что Николай Степанович был у нее в последний раз в 21 году, приблизительно за 2 дня до вечера Petropolis’a. АА жила тогда на Сергиевской, во 2 этаже. <���…> АА сидит у окна и вдруг слышит голос: «Аня!». <���…> Взглянула в окно – увидела Николая Степановича и Георгия Иванова. <���…> АА повела Николая Степановича и Г. Иванова не через 3-й этаж, а к темной (потайной прежде) винтовой лестнице, по которой можно было прямо из квартиры выйти на улицу. Лестница была совсем темная, и когда Николай Степанович стал спускаться по ней, АА сказала: «По такой лестнице только на казнь ходить…»” (216, с. 161, 162).

С. 401 Гумилева арестовали в среду 3 августа. – Это число в 1921 г. действительно пришлось на среду. Сравните в мемуарах Ходасевича, которые О. во время работы над комментируемым фрагментом перечитывала: “В среду 3-го августа мне предстояло уехать” (387, с. 137). Гумилева арестовали в ночь с 3 августа на 4-е – 4-м числом помечен протокол его ареста (373, с. 80).

С. 401 В тот вечер, проходя мимо Дома искусств… – …и автомобиль у подъезда не наводил больше ужаса. – Сравните в мемуарах Г. Иванова: “Гумилев в день ареста вернулся домой около двух часов ночи. Он провел этот последний вечер в кружке преданно влюбленной в него молодежи. <���…> Несколько барышень и молодых людей пошли Гумилева провожать. У подъезда Дома искусств на Мойке, где жил Гумилев, ждал автомобиль. Никто не обратил на это внимания – был «нэп», автомобили перестали быть, как в недавние времена «военного коммунизма», одновременно и диковиной и страшилищем. У подъезда долго прощались, шутили, уславливались «на завтра». Люди, приехавшие в стоявшем у подъезда автомобиле с ордером Чека на обыск и арест, ждали Гумилева в его квартире” (157, т. 3, с. 168).

Не только текстуальные совпадения, но и нестыковки между воспоминаниями Иванова и комментируемым фрагментом НБН очевидны: у О. автомобиль чекистов видят она сама и Иванов; у Иванова – молодые ученики Гумилева (Иванов в данном случае не претендует на роль свидетеля и / или участника событий).

С. 401 …в том числе и Лозинский. – Об аресте Лозинского см. в дневнике А. Оношкович-Яцыны от 5 августа 1921 г.:

“Метр попал в засаду!

То есть ничего не может быть нелепее!! Вчера он мне звонил, чтоб я туда не ходила, а сам пошел! Нелепое донкихотство! Я понимаю, если бы он ей (очевидно – жене Гумилева Анне Николаевне. – О.Л. ) этим помог. Не помог ведь?” (289, с. 413). Освобожден Лозинский был 10 августа (там же, с. 416). Об этом аресте Лозинского см. также: 365, с. 66–68.

С. 402 В. Ходасевич ошибался, описывая свою эффектную “встречу-точку” с Гумилевым. – …по всей вероятности, происходило 1 или 2 августа. – В данном случае О. почти наверняка более точна, чем Ходасевич. Он сам свидетельствовал, что “в среду, 3-го августа” ему “предстояло уехать” из Петрограда (387, с. 137) и что он зашел к Гумилеву попрощаться “вечером накануне отъезда” (там же), то есть вечером 2 августа 1921 г. Рассказ Ходасевича о последней встрече с Гумилевым завершается так: “Прощаясь, я попросил разрешения принести ему на следующий день кое-какие вещи на сохранение. Когда наутро, в условленный час, я с вещами подошел к дверям Гумилева, мне на стук никто не ответил. В столовой служитель Ефим сообщил мне, что ночью Гумилева арестовали и увезли. Итак, я был последним, кто видел его на воле” (там же, с. 138–139).

В деле Гумилева имеется следующая записка Ходасевича, адресованная жене Гумилева: “Анне Николаевне на сохранение. Привет <���…> Владислав Ходасевич” (217, с. 68). Как представляется, Ходасевич зашел к Гумилевым утром 3 августа и оставил у них свои вещи с пояснительной запиской для А.Н. Гумилевой. Об аресте же Гумилева он, скорее всего, узнал уже задним числом: если бы Ходасевич пришел к Гумилевым 4 августа, в утро после ареста поэта, то его наверняка задержали бы, как задержали М. Лозинского.