Ефим Курганов - Нелепое в русской литературе: исторический анекдот в текстах писателей

Рассказ Альбера построен в высшей степени риторически. У него накопилось множество горьких обид на своего отца, и, конечно, он мог бы поведать о нем немало неприятного, обидного, оскорбительного ростовщику Соломону. Но он не стал чернить имя отца – он просто рассказывает анекдот о скупце, и эта вымышленная история вмещает в себя весь тот личный горький опыт, который он не решился непосредственно изливать перед ростовщиком.

Отказываясь от исповеди, Альбер все-таки не говорит правды об отце. Анекдот помогает раскрыть его трагедию.

В целом рассказ Альбера – это самая настоящая энтимема («О! мой отец не слуг и не друзей / В них видит, а господ; и сам им служит. / Как же служит? Как алжирский раб»), подкрепленная анекдотом («В нетопленой конуре / Живет, пьет воду» и т. д.

Анекдот тут существует в качестве топоса, который делает наглядно убедительной, достоверной энтимему – силлогизм о «скупом рыцаре».

Между прочим, анекдот о скупце, имитирующем собаку, ввел в русскую литературу отнюдь не А. С. Пушкин.

Г. Р. Державин еще в 1803 году включил его в свое послание «К Скопихину»:

Причем у Державина была ситуация еще более пикантная, чем у Пушкина, ведь под именем Скопихина, то есть скупого, он вывел миллионера Собакина, и в результате анекдот о лающем скупце звучал особенно искрометно и игриво.

Но вот что особенно важно: получается, что рассматриваемый анекдот был в ходу в русском обществе не только в 30-е годы девятнадцатого столетия, но еще и до 1803 года, то есть, скорее всего, как минимум еще в восемнадцатом столетии.

В авторских примечаниях к «Евгению Онегину» есть следующая запись:

Сравнение, заимствованное у К**, столь известного игривостию изображения. К** рассказывал, что, будучи однажды послан курьером от князя Потемкина к императрице, он ехал так скоро, что шпага его, высунувшись концом из тележки, стучала по верстам, как по частоколу [40] Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: в 16 т. Т. 6. М.-Л., 1937. С. 195. .

Примечание это, данное под номером 43, вызвано следующим местом из строфы XXXV главы седьмой «Евгения Онегина»:

Кто же тот загадочный К**, в прошлом столь известный «игривостию изображения», который мог быть послан курьером от Потемкина к Екатерине и рассказ которого об этом в поэтической форме зафиксировал Пушкин?

Еще в 1923 г. Б. Л. Модзалевский выдвинул предположение, что под К** подразумевался князь Д. Е. Цицианов (1747–1835), популярный рассказчик и острослов того времени, имевший репутацию «русского Мюнхгаузена» [42] Курганов Е. Я. «Русский Мюнхгаузен». М., 2017. С. 221. . При этом К** расшифровывалось как «князь».

Предположение это было высказано вскользь в комментариях к пушкинскому «Дневнику» [43] Дневник Пушкина. 1833–1835 / Под ред. и с объяснит. примеч. Б. Л. Модзалевского. М.-Л., 1923. С. 101. . Попытаемся сейчас, исходя из установленных к настоящему времени фактов, аргументировать давнюю эту гипотезу.

В пушкинском примечании сведения о выведенном в нем рассказчике ограничиваются тем, что он отличался «игривостию изображения» и был в свое время курьером между Екатериной Второй и Потемкиным. Из этого и будем исходить.

Современниками было засвидетельствовано, что «игривость изображения» – одно из определяющих качеств Д. Е. Цицианова как рассказчика. Так, П. А. Вяземский писал, например:

Князь Цицианов, известный поэзиею рассказов [44] Вяземский П. А. Полн. собр. соч.: в 12 т. Т. 8. СПб, 1883. С. 388. .

Он же высказывался о Цицианове еще и так:

Есть лгуны, которых совестно называть лгунами: это своего рода поэты, и часто в них более воображения, нежели в присяжных поэтах. Возьмите, например, князя Цицианова… [45] Там же. С. 146. .

Конечно, все это отнюдь не позволяет закрепить «игривость изображения» за одним лишь князем Цициановым. Однако пушкинский рассказ находит себе подкрепление и в сохранившихся биографических данных о князе-острослове.

Насколько известно, Цицианов нигде не служил, но он был близок к Екатерине Второй и князю Потемкину, которым, судя по всему, импонировали его «остроумные вымыслы» (формулировка Пушкина), и нередко императрица и ее фаворит в знак благосклонности давали ему личные поручения. Во всяком случае, эти поручения представляют собой одну из сюжетных линий в цициановских рассказах. Так, в записи П. А. Вяземским одного из них Цицианов предстает как курьер между Екатериной Второй и Потемкиным [46] Там же. .

Приведем теперь один цициановский рассказ, имеющий совершенно исключительное значение в рамках настоящей заметки. Извлекаем мы его из «Автобиографии» А. О. Смирновой-Россет, которая, кстати, была двоюродной племянницей князя и зафиксировала множество его историй.

Итак, запись, сделанная А. О. Смирновой-Россет:

Я был, говорил он (Д. Е. Цицианов. – Е.К. ), фаворитом Потемкина.

Он мне говорит:

– Цицианов, я хочу сделать сюрприз государыне, чтобы она всякое утро пила кофий с калачом, ты один горазд на все руки, поезжай же с горячим калачом.

– Готов, ваше сиятельство.

Вот я устроил ящик с конфоркой, калач уложил и помчался, шпага только ударяла по столбам все время: тра, тра, тра – и к завтраку представил собственноручно калач.

Изволила благодарить и послала Потемкину шубу.

Я поехал и говорю:

– Ваше сиятельство, государыня в знак благодарности прислала вам соболью шубу, что ни на есть лучшую.

– Вели же открыть сундук.

– Не нужно, она у меня за пазухой.

Удивился князь, шуба полетела, как пух, и поймать ее нельзя было… [47] Смирнова-Россет А. О. Дневник. Воспоминания / Издание подготовила С. В. Житомирская. М., 1989. С. 478.

Собственно, в приведенном фрагменте реконструирован целый мини-цикл, но нас сейчас интересует только анекдот о курьерстве. Все дело в том, что он самым ближайшим образом соотносится с 43-м пушкинским примечанием к «Евгению Онегину» (он не был учтен Б. Л. Модзалевским, так как «Автобиография» А. О. Смирновой-Россет вышла в свет уже после издания дневника А. С. Пушкина и даже уже после смерти исследователя.

Итак, пушкинское примечание к «Евгению Онегину» и приведенный отрывок из мемуаров А. О. Смирновой-Россет – это две записи одного и того же цициановского анекдота.