Владимир Елистратов - Нейминг: искусство называть [учебное пособие]

Впрочем, нейминг как явление жизни и как научно-прикладная дисциплина имеет и множество других названий. Специалисты чувствуют, что не все упирается в одно слово «нейминг». Например, американский лингвист Дж. Нанберг называет его гибридно, с латинской составляющей — lingua branda (что-то вроде брендоязыка или брендоречия), вероятно, по аналогии с итальянским lingua franca, как раньше назывался восточными народами средневековый смешанный торговый язык Средиземноморья, на котором говорили турки, греки, французы, итальянцы, провансальцы, хорваты и др. Сейчас термин lingua franca довольно часто используется для обозначения любого смешанного языка межнационального и межкультурного общения, чаще делового. В специальной литературе, кстати, современный бизнес-язык часто так и именуют — лингва франка.

Нейминг — это тоже отчасти лингва франка, поскольку неймы нередко сочетают в себе элементы разных языков.

Lingua branda и другие термины-альтернативы наглядно демонстрируют, что нейминг стар, как мир. Нисколько не преувеличивая, можно сказать, что история человечества — это история нейминга. Очень многие древние мудрецы самых разных национальностей — от египтян и греков до индусов и китайцев, давая определения человеку (всех всегда интересовал вопрос, что такое человек и чем он отличается от других живых существ), в целом сходились в том, что человек — это существо, умеющее именовать, называть. Животные называть не умеют. Вернее, так: они могут называть некоторые свои эмоции и общие идеи. Скажем, «мне плохо». Или: «все сюда!» Обезьяны способны, например, дать тридцать знаков-названий. Но ни одно животное не может назвать предметы или дифференцировать эмоции и идеи, как человек. Обезьяна не может различить знаки «мне больно» или «мне страшно». Она будет кричать: «Мне плохо!» Поэтому животные все-таки не способны к тому широкому, изощренному неймингу, к которому способен человек.

Мало того, широко известна и другая древняя мысль. Поскольку всех мудрецов всегда интересовал вопрос, когда же будет конец света, то многие из них ответили на этот вопрос так «Тогда, когда человек разучится правильно именовать». Иначе говоря, причиной Апокалипсиса может стать неправильный нейминг. Почему? Потому что люди перестанут понимать друг друга. В сущности, библейская история Вавилонской башни — это история антинейминга. Человечество в своей гордыне попыталось стать наравне с Богом, т. е. по сути дела заговорить Его языком. В результате взаимопонимание между людьми было нарушено: все заговорили на разных языках. В богословской среде (и не только в ней) сейчас очень много говорят о строительстве новой Вавилонской башни: глобальный мир — это еще одна попытка создать универсальный, вселенский коммерческий нейминг без национальных и культурных границ. Национальные культуры и языки отчаянно сопротивляются. Как же быть? Наверное, искать золотую середину, баланс универсального и специфического, глобального и регионального. Необходима верная стратегия национального (в нашем случае — русского) нейминга, чтобы, с одной стороны, не раствориться в планетарном нейминге, а с другой — не замкнуться в нейминговой местечковости. Национальный нейминг — это такой же объект национальной безопасности, как АЭС или нефтяные ресурсы. Неверный, необдуманный нацнейминг неизбежно приведет к проигрышу России на мировом рынке. Особенно после вступления России во Всемирную торговую организацию (ВТО).

История показывает, что периоды всевозможных кризисов, войн и социальных катастроф — это всегда были времена, когда люди начинали вдруг все судорожно и наспех переименовывать. Достаточно вспомнить чудовищную лексику времен русской революции и гражданской войны. Иногда в такие эпохи просто ставился вопрос о переходе на другой язык, потому что старый воспринимался как ненеймингоспособный. Так, Лев Троцкий во время Гражданской войны распорядился, чтобы неграмотные красноармейцы в перерывах между боями учили язык эсперанто, потому что только на этом, «не испорченном буржуазией», языке, по мнению Льва Давидовича, могли говорить настоящие пролетарии и только эсперанто мог стать основой нового пролетарского нейминга. Чем, в сущности, современные полуграмотные менеджеры, говорящие на так называемом ринглише (Russian + English) лучше эсперантствующих красноармейцев?

Не умнее вели себя деятели французской революции, а также китайской, камбоджийской, гаитянской и всех остальных.

Наломал «нейминговых дров» и наш Петр I. Он писал и рассылал по России такие непонятные указы-решкрипты, которые никто не понимал. Чиновники на местах, не знавшие других языков, умоляли, чтобы вместе с указом прибыл тот, кто мог бы его растолковать. Чиновники просто не понимали, чего от них требуют. Тем более что и русские слова не очень грамотный император коверкал чудовищно. Он писал на отчаянно макароническом языке [4] Макароническим (заимствовано от итальянского слова «макароны») называют такой язык, в котором искусственно соединены элементы разных языков, типа пушкинского «Я не могу дормир в потемках» («Дубровский»). Или хиппейского: «Три герлицы под виндом пряли поздно ивнингом». Или: «Надо арбайтен унд копайтен». Петр I любил сочетать в своих указах русские, немецкие, голландские и другие слова. Получался совершенно «нечитабельный» текст. Термин «макаронизм» чрезвычайно актуален для современного бизнес-языка, в котором пышным цветом цветут русско-английские макаронические неологизмы. В общем, это отчасти та же лингва франка, о которой шла речь выше. .

К сожалению (или к счастью?), как не трудно догадаться, мировой нейминг как глобальный процесс ежеминутного, ежесекундного называния миллиардами людей миллиардов реалий, понятий, эмоций и т. д. — во многом, если не во всем, процесс спонтанный. И тем не менее люди упорно пытаются им управлять.

Опять же — вернемся к древним. Они на самых разных языках — от латыни до японского — говорили: «Власть у того, кто правильно называет». Хорошо известно из психологии, что люди с сильным инстинктом власти обязательно обладают отличной памятью, в частности, на имена людей, своих подчиненных. Все удачные, состоявшиеся политики, предприниматели и т. п. обязательно помнят тысячи имен и фамилий (а в России еще и отчеств!) своих сотрудников, подчиненных, партнеров и конкурентов.

В наши дни мы любим повторять расхожую фразу, что «власть — это владение информацией». Все так. Но правильней было бы сказать: «Власть — это владение кибернетикой», т. е. наукой об управлении информацией. А управление информацией подразумевает опять же именование.

Мы можем гордиться тем, что первым, кто заговорил об этой проблеме, был наш соотечественник А. А. Богданов (Малиновский), написавший в 1913–1917 гг. книгу под названием «Всеобщая организационная наука». Эту науку он назвал тектологией. Его интересовал вопрос: как, на основе каких глобальных принципов организовать жизнь общества во всех его проявлениях. В сущности, в этой книге изложена значительная часть тех наук, которые мы сейчас называем теорией информации, кибернетикой и неймингом. Управление — это и есть выверенная стратегия (и тактика) нейминга.