Ирина Фуфаева - Как называются женщины [Феминитивы: история, устройство, конкуренция] [litres]

Но вот и XVIII век позади. Идут десятилетия, а традиция называть занятие или состояние женщины специальным женским словом сохраняется.

Можно гадать, как так вышло, что именно вновь сконструированный в XXI веке женский дериват от слова автор – пресловутая авторка – стал современным символом феминитивов. Вообще-то обозначение женщины-деятельницы, образованное от этого старого заимствования, существует уже, видимо, столетия. Самое раннее письменное употребление слова авторша (не авторка !), которое удалось обнаружить, относится к ещё пушкинской эпохе, к 1834 году. В сочинении Александра Шаховского “Три женитьбы вопреки рассудку”, опубликованном в популярнейшем толстом журнале “Библиотека для чтения”, оно относится к героине – французской актрисе и сочинительнице ( стихотворке ) Канделль.

Судя по всему, слово авторша в это время было нейтральным, не имело оттенка пренебрежительности. Так называет религиозно-консервативный мыслитель Константин Леонтьев в письме философу-почвеннику Николаю Страхову за 1869 год уважаемую писательницу, беллетристку, эссеистку, также заведующую беллетристическим отделом журнала “Русский вестник” Евгению Тур, сестру драматурга Александра Сухово-Кобылина. Знаменитый юрист и автор воспоминаний о Льве Толстом Анатолий Кони характеризует невестку Толстого как “ авторшу нескольких прекрасных рассказов из народного быта” (1908).

Выходит, за словом авторша почти два столетия: Константин Леонтьев, Евгения Тур, мемуарист Петр Гнедич, юрист Кони, невестка Толстого Татьяна Берс. Да хотя бы драматург и театральный писатель пушкинского времени Александр Шаховской. А за словом авторка истории нет. Так и получается, невольно, конечно, что место настоящей истории женщин занимают мифы. Мне встретилась настоящая живая феминистка (правда, совсем юная), искренне верующая в то, что авторшей называли жену автора.

В современном феминистическом дискурсе ещё встречается утверждение, что в XIX веке использовалось слово авторица , со ссылкой на употребление слова писательницей и переводчицей Александрой Зражевской в статье “Зверинец”, опубликованной в 1842 году в “Маяке” – русском литературном журнале, выходившем в 1840–1845 годах. Но, судя по отсутствию этого слова в Национальном корпусе русского языка (базе данных электронных текстов) и ненахождению его сервисом Гугла – Гуглбукс, это авторское слово Зражевской.

Писательница, беллетристка, эссеистка, поэтесса… Постепенно все эти феминитивы прочно утверждаются в языке. Как, собственно, и сами обозначаемые ими занятия. Об этом свидетельствует, например, критик Дмитрий Писарев в 1862 году: “ Если в наше время даровитая писательница пользуется всеобщим уважением, то это было иначе в тридцатых годах, когда… круг читающей публики был гораздо теснее и… предубеждение против литературного труда женщины имело свое значение ” (“Русский Дон-Кихот”).

Наконец, возникает и феминитив репортёрша , сначала применительно к заграничной жизни: в литературном журнале “Книжки недели” за 1891 год появляется “ мисс Ватерсон, известная как блестящая репортёрша судебных дел ”. Однако совсем скоро появляется и первая русская репортёрша – Варвара Меньшикова, публикующая в “Киевском слове” статьи и беллетристику под псевдонимом О. Ольнем.

Своеобразно приветствует это событие популярнейший в 1890-х фельетонист Влас Дорошевич в московском издании “Новости дня”:

“ Сударыни! Сударыни! Сударыни, блондинка, живущая в Киеве, открыла для вас целую Америку. Новая область женского труда, женщина будет здесь незаменима, вне конкуренции! Слушайте! Слушайте! Слушайте… Киевская блондинка решила заняться убийствами, грабежами, кражами, утоплениями молодых девушек и упадками с крыш рабочих.

Она репортёр! И репортёр прекрасный! Она достает пропасть известий. Еще бы! Женщина создана быть репортёром! Узнавать чужие секреты и рассказывать их всем. Кто сумеет сделать это лучше женщины? Какое другое занятие женщине больше по душе? Репортёр обязан “все узнавать”. Кто лучше женщины сумеет вызвать на откровение?

Бедного репортёрчика затирают, с ним нелюбезны. Хорошенькую дамочку всюду и везде посадят на первое место, ей все расскажут и все покажут. Сударыня, да человек нарочно какое-нибудь происшествие сделает, чтобы вас лишний раз увидеть! И как облагородит репортёрское звание репортёр, от которого пахнет духами; репортёр, безусловно, трезвый, за которым ухаживают; репортёр, которому целуют ручки. Пресса! О, моя мать! Мечтала ли ты, чтоб твоим представителям целовали руки? Куда не проникнет репортёр, туда проникнет репортёрша . Репортёры более не существуют. Да здравствует репортёрша !”

В этой шутливой декларации зависти к полувоображаемым женским репортёрским привилегиям была правда: проходит совсем немного времени, и репортёрша становится привычным явлением. И вот уже мы видим феминитивы журналистка, корреспондентка и хроникёрша .

“ В Петербург из Америки приехала известная американская журналистка мисс Инслэй ” (“Новости дня”. 19.10.1902). “ Вот прошла Тыркова, вот ещё одна корреспондентка , не знаю ее фамилии… ” (Е. Кизеветтер. “Революция 1905–1907 гг. глазами кадетов. Из дневников. 1905–1907”).

“Перед обедом ко мне зашла хроникёрша «Русской молвы» для интервьюирования” , записывает в 1913 году государственный деятель Иван Иванович Толстой (дневник опубликован в 1997 году издательством “Европейский дом”).

В XVIII веке мы встречали стихотворцев и стихотвориц . В начале следующего столетия полурусское стихотворец (первый корень от древнегреческого στίχος – ряд, строй, строка, стих) вытесняется заимствованием поэт . С феминитивом происходит та же история, только с запозданием. Собственно, он и куда менее частотен.

• Поэтка появилось раньше поэтессы. Поэтку впервые использовала Александра Зражевская в уже знакомой нам статье “Зверинец” в 1842 году. Таким образом, поэтка – слово старое, но очень редкое, и, похоже, серьезно его использовала только Зражевская в великосветской повести. В XIX веке постепенно в качестве основного феминитива утверждается поэтесса. Поэтка остается редким и маркированным, экспрессивным, ироническим.

Короче, слово не прижилось. Не полюбилось. Вот два, с сегодняшней точки зрения, вброса двух классиков, причем оба относятся к 1843 году.