Виктор Топоров - О западной литературе

Сильвия с братом пошли в местную школу. Очень рано начала она писать стихи и рассказы, а также рисовать и завоевала соответственно множество скромных наград на каждом из этих поприщ. К семнадцати годам стало ясно, что Сильвия намерена посвятить себя литературе. С публикациями, однако же, дело обстояло не так просто: ее рассказ «И лето больше не вернется» был напечатан в журнале «Семнадцатилетние» (в котором она затем постоянно печаталась) в августе 1950 года после сорока пяти (!) отказов. Буквально в те же дни ее стихотворение было опубликовано в крупной газете. В сентябре 1950 года Сильвия поступила в Смитский колледж. Это чрезвычайно престижное учебное заведение, самый крупный женский колледж в мире, входит вместе с шестью другими колледжами в число так называемых «Семи сестер». Учеба и жизнь здесь стоят немалых денег. Сильвия получила сразу две стипендии – одну от Смит-клуба городка Уэлсли, в котором жила их семья, а другую от известной писательницы Оливии Хиггинс Прути, ставшей позднее ее близкой приятельницей и неизменной покровительницей. Сильвия на первых порах в колледже с равным усердием и увлеченностью предавалась и учебе, и литературе. Она продолжала рисовать, регулярно вела дневник. Добившись немалых успехов в учебе, она была избрана в совет курса, потом – и в совет колледжа, стала членом редколлегии студенческой многотиражки, интенсивно общалась с творчески ориентированными студентами мужских колледжей штата, часто гостила у них на уик-эндах. «Семнадцатилетние» публиковали ее произведения теперь уже безропотно и охотно. Но, как признавалась она позднее, под тонким слоем успеха и довольства в глубине ее души копились тревоги и сомнения. Один из ее друзей вспоминал: «Казалось, что Сильвии просто невтерпеж дождаться, когда же наконец наступит настоящая жизнь».

Постепенно, по мере пробуждения в Сильвии женского начала, центральной проблемой для нее стал философский и практический выбор между равно привлекавшими ее жизненными ролями поэтессы-интеллектуалки и женщины, жены, матери, хозяйки дома. У нее появилось ощущение, будто она живет в разреженной атмосфере, живет словно бы под стеклянным колпаком (тогда, в дневниковых записях, впервые промелькнул этот образ). Успехи между тем следовали один за другим. В августе 1951 года Сильвия выиграла конкурс на лучший рассказ в журнале «Мадемуазель», а на следующий год получила в колледже две премии за поэтическое творчество и была избрана в оба существовавших здесь почетных общества любителей искусства. Затем, летом 1952 года, ее пригласили на стажировку в журнал «Мадемуазель», что означало практическую работу литературным редактором, а также не в последнюю очередь пребывание в Нью-Йорке на протяжении целого месяца. Все дальнейшее нашло более или менее опосредованное выражение на страницах повести «Под стеклянным колпаком». Рассказ в журнале принес Сильвии пятьсот долларов, еще сто она получила за два стихотворения, опубликованные в журнале «Харпер Мэгэзин», и это она сочла своими первыми литературными заработками. Позднее Сильвия написала о тогдашней поре: «Я чувствовала, что несусь на самом гребне творческого, общественного и финансового успеха, но крушение мое было еще впереди…» Сказано несколько наивно, но, увы, справедливо.

Тут, собственно, и начались события, ставшие материалом повести «Под стеклянным колпаком». Дело происходило летом и осенью 1953 года – в дни, когда казнили супругов Розенберг, в дни, когда охотился на ведьм сенатор Маккартни, в самом начале президентского правления Эйзенхауэра. Несколько лет спустя Сильвия описала свой сложившийся под непосредственным впечатлением от пережитого замысел в следующих словах: «Нарастающее давление мира модных журналов, искусственного и все же искусно овладевающего тобой; возвращение домой, в вымороченный мирок бостонского пригорода и летней скуки. Здесь душевный слом в героине (Эстер Гринвуд), удержавшейся от падения в тревожной атмосфере Нью-Йорка. Ее все более искаженное видение мира, видение жизни – и собственной, и той, что ведут ее соседи, – постепенно начинает казаться единственным правильным способом смотреть на вещи».

В повести воссоздана патологическая атмосфера заболевания, и читатель не всегда способен опознать, что именно – буквально на пространстве одной фразы – уводит от реальности в мир фантазий и видений героиню и повествовательницу, а что – самого автора повести. Грань здесь крайне зыбкая, как грань и между Эстер Гринвуд и самой Сильвией Платт.

Сильвия прошла курс шокотерапии; исчезла; была – после изрядно нашумевших в средствах массовой информации поисков – найдена и помещена в психиатрическую лечебницу. Здесь ее вновь ожидал курс шокотерапии. «Время тьмы, отчаяния, разочарования – столь кромешных, каким только и может быть ад человеческой души, символическая смерть в немоте шока – и затем мучительная агония медленного возрождения и психического воскрешения», – писала она позднее.

Лечение, однако же, завершилось успехом, и Сильвия, выздоровев, вернулась в Смитский колледж. Ее успехи стали теперь, по самооценке, куда менее блестящими, зато базировались на гораздо более твердой почве. К концу академического года она сумела опубликовать множество стихотворений, завоевала еще несколько премий и наград, написала большое – и блестящее – дипломное сочинение о мотиве двойничества в творчестве Достоевского. Показателен сам по себе выбор темы для дипломной работы. В июне 1955 года Сильвия получила диплом с отличием и стипендию в прославленный Кембридж. Приехав в Англию и начав учебу, она познакомилась с молодым английским поэтом Тедом Хьюзом (членом известной группы «Движение», участники которой стремились «очеловечить» дегуманизированную, по их мнению, Элиотом английскую поэзию) и вышла за него замуж в Лондоне 16 июня 1956 года. Проведя лето в Испании, Тед и Сильвия вернулись в Кембридж и прожили там почти целый год, а весной 1957 года уехали в США, где Сильвия устроилась на работу младшим преподавателем литературы в родной Смитский колледж.

Судя по многим признакам, к возвращению в Америку у Сильвии уже был написан черновой вариант повести, однако, очутившись тут, она с головой ушла в поэзию и в преподавательскую деятельность. Последняя все же несколько обременяла ее – и Сильвия обратилась в частный фонд (в знаменитый Фонд Сэкстона) с просьбой предоставить ей стипендию, с тем чтобы она смогла сосредоточиться исключительно на поэтическом творчестве. После долгой бюрократической процедуры эта просьба была, хоть и весьма вежливо, отклонена. Секретарь Фонда Сэкстона в своем письме отметил несомненный талант поэтессы, но в материальной помощи отказал.