Виктор Топоров - О западной литературе

Обе рассматриваемые здесь книги, каждая на свой лад, перевернули западное сознание. И бытовое и творческое. Разумеется, не в одиночку и далеко не на пару. Джойс, Пруст, Жид, Селин, Набоков споспешествовали этому, возможно, не в меньшей степени. Но все же «Любовник леди Чаттерли» и «Тропик Рака» (именно в таком порядке) занимают главную ступень «на подвижной лестнице Ламарка», причем сразу в двух отношениях: и как свидетельства эротического раскрепощения индивидуума, и как реализация эвентуальной до того возможности создания эротически наэлектризованной литературы, остающейся, однако же, литературой самой высокой пробы. Причем значение Лоуренса именно как писателя (да, кстати, и поэта), на мой взгляд, все же преувеличено, а творчество Генри Миллера, напротив, несмотря на множество авторитетнейших похвал, подверглось тем не менее некоторой недооценке. И не в последнюю очередь благодаря тому, что сами эти похвалы носили несколько двусмысленный характер.

И будь эти произведения опубликованы у нас своевременно или хотя бы пять-шесть лет назад, они произвели бы эффект разорвавшейся бомбы. И на эротоманов, и на широкую публику, и (по крайней мере, Генри Миллер) на писателей они воздействовали бы глубоко и мощно. Но сегодня, когда наше сознание, как остающуюся и в объятье безучастной шлюху в одном из эпизодов «Тропика Рака», уже пропахали легионы больших и малых эротических шоков, когда «ромашка» и «самолетик», не говоря уже о «паровозике», стали любимыми играми подростков, а женская плоть уже не только продается, как тампекс, на который тоже приходится зарабатывать, но и рекламируется повсюду именно как товар, шокировать нас, строго говоря, нечем. Поэтому и коммерческая хитрость «Иностранной литературы» не сработала, что видно по результатам подписки на 1991 год, поэтому и скандальные романы мы прочтем как литературу, и только как литературу. А те, кто предпочитает погорячей, обратятся к творчеству Эдуарда Лимонова. Благо «Эдичка» уже издан.

А итоги литературного прочтения «Тропика Рака» и «Любовника леди Чаттерли» принесут неожиданные результаты. Я не перечитывал этих книг четверть века, и впервые читаю их по-русски, и, читая, стараюсь угадать или сымитировать, что же нынче можно ощутить при первочтении этих книг – аспект, сплошь и рядом упускаемый критиками, пишущими о «возвращенной» литературе. Ведь интересует нас, зарубежников, мнение о нашей работе тех, кто знакомится с нею впервые. Для них-то и работаем, для них отбираем, переводим и издаем. И вот, перечитывая, понимаешь, что «Тропик Рака» остается живой и прекрасной книгой, великой книгой, а «Любовника леди Чаттерли» давно пора, как молодящегося ветерана сексуальной революции, списать в архив.

Тяжело перечитывать выдохшуюся книгу. Все равно что пить выдохшееся вино. В лучшем случае оно покажется всего лишь безвкусным. Каково же читать ее впервые?

Полнокровная и веселая интеллигентная девушка из вполне респектабельной английской семьи начала века (отец – преуспевающий художник, дворянин; мать – едва ли не «подруга французского лейтенанта» из позднейшего романа Джона Фаулза) выходит замуж за аристократа Клиффорда Чаттерли. Любовь их и после этого остается платонической, а в скором времени подобный характер супружеских отношений становится драматически детерминированным: в результате ранения Чаттерли парализован и лишился способности к продолжению рода.

Чувственность юной леди Чаттерли, разбуженная перед войной ее ныне погибшим любовником-немцем, не то чтобы дремлет, но как-то сонно ищет естественного выхода. Меж тем сама Констанция чахнет. Как нам подробно объясняют по ходу действия, молодой даме еще не довелось испытать оргазм одновременно с партнером, а о возможности оргазма неоднократного, ступенчатого она даже не догадывается. Заведя себе любовника из числа явных друзей и тайных недоброжелателей мужа, бедняжка Констанция вовсю работает оргиастической манжеткой, чтобы получить хоть какое-то удовлетворение. Да и немудрено: любовник ее, модный драматург и весьма самовлюбленный молодой человек, страдает, ко всему прочему, преждевременным извержением семени.

Клиффорд Чаттерли и сам становится в своем убожестве довольно популярным писателем (поэтом и новеллистом), проявляя при этом невероятное тщеславие.

Констанция Чаттерли до поры до времени живет его литературными интересами, но затем переключает внимание на нечто куда более существенное. В охлаждении к супругу и к его творчеству не последнюю роль играет презрительный отзыв о них отца Констанции, человека и мудрого, и жизнелюбивого одновременно. Здесь, уже не первый раз в романе, да и вообще в творчестве Лоуренса, возникает тема «в здоровом теле здоровый дух» в том специфическом ее варианте, который покойный ленинградский (позднее израильский) писатель Д. Дар сформулировал так: «Писатель всегда пишет спермой» (это, кстати, почти прямая цитата из «Любовника леди Чаттерли»). По Лоуренсу, человек, не способный на полноценный «пистон» (как выразились бы Василий Аксенов или переводчик «Тропика Рака» Георгий Егоров), а верней – на серию полноценных «пистонов», не способен и на что-нибудь путное в художественном творчестве.

Итак, леди Чаттерли влюбляется и заводит себе любовника. Или заводит себе любовника и в него, «расчухав», влюбляется. Любовник ее – простолюдин, из шахтерской семьи («шахтер», свидетельствует один из авторов журнала «Даугава», – страшное ругательство в уголовном мире), правда, дослужившийся в армии до офицерского звания. В Британской Индии, что английскому читателю говорит немало, а советскому – ровным счетом ничего. Повысив таким образом свой социальный статус, Меллорс (так зовут любовника), однако же, будучи вынужден уйти в отставку по состоянию здоровья, повисает между небом и землей: от низшего класса отбился, к высшему не прибился. Отсюда его мизантропия, бунтарство и бегство от людей. Уже несколько лет он служит у Чаттерли егерем. Отсюда и его своеобразное уничижение паче гордости: будучи человеком начитанным и прекрасно владея литературным языком, он предпочитает изъясняться с теми, кого подозревает в высокомерном отношении к себе, на чудовищном местном диалекте.

Претерпел Меллорс и житейские трудности: его бросила распутная жена, на которой он в ранней молодости и явно назло самому себе женился. Испытывает Меллорс и сексуальные затруднения, основанные на своего рода максимализме: будучи большим ходоком и превосходным любовником, он, однако же, никогда не испытывал оргазма одновременно с партнершей, что вызывает у него подозрительно сильную досаду. Впрочем, с Констанцией он эти затруднения быстро преодолевает – и начинается полная сексуальная гармония, омрачаемая препятствиями исключительно социального свойства: его любовница замужем, у нее поместье, он ей не ровня и тому подобное. Социальные трудности нарастают, когда оба ружья, висящие на сцене, палят, как сказано выше, одновременно и попадают в яблочко, в результате чего молодая леди Чаттерли оказывается беременной.