Виктор Топоров - О западной литературе

Бежали – и общими усилиями приумножали мощь и величие Британской империи. Бежали – и вольно или невольно возлагали на себя Бремя Белых, по слову того же Киплинга, соглашаясь на «каторжную работу – нету ее лютей, – править тупой толпою то дьяволов, то детей».

И, бывало, бремени не выдерживали…

К 1933 году двадцатидевятилетнему Грэму Грину было как раз впору задуматься о бегстве в колонии. И отнюдь не только из-за врожденной тяги к странствиям и приключениям; отнюдь не только из-за хронического безденежья; отнюдь не только из-за изрядно наскучившей семейной жизни. Под вопросом стояло его писательское будущее, а значит, и предназначение.

Откровенно подражательный поэтический сборник провалился – и о сочинении «в столбик» Грин, похоже, забыл раз и навсегда, возложив все надежды на прозу. С ней, однако, тоже как-то не складывалось. Относительный успех первого романа «Внутренний человек» побудил начинающего автора, бросив службу в газете, уйти на вольные хлеба, но уже второй роман, а вслед за ним и третий обернулись сокрушительным фиаско. Мало того что они не принесли писателю ни гроша – они в корне подорвали начавшую было складываться профессиональную репутацию.

Расхожая мысль о том, что одну более-менее приличную книгу (роман о себе самом) может написать каждый, тогда как подлинным мерилом таланта и наличия свежих идей и слов у того или иного автора служит вторая, родилась не вчера и имеет хождение отнюдь не только в России.

Меж тем вторая – и третья! – книги Грина единодушно были признаны не просто плохими, но плохими чудовищно. По-видимому, с такой оценкой согласился задним числом (интересно, насколько задним? и чего ему стоило подобное согласие?) и сам писатель; во всяком случае, романов этих он впоследствии не переиздавал никогда – пусть даже начиная с какого-то времени любую чушь, подписанную его именем, с восторгом приняли бы (если не читатели, то издатели) и оплатили по высшей ставке.

Пока суд да дело, молодого писателя резко «понизили в должности». Перевели чуть ли не в разряд литературных «негров». Нет, подписать новый – четвертый – роман он имел право собственным именем, вот только сочинять его предстояло на «заказ», причем и тему (поезд!), и жанр (откровенно развлекательный!) навязал обаятельно-никчемному и не по рангу саркастичному (как тогда казалось) горе-литератору Грину издатель. Хотя что значит «навязал»? Не хочешь – не ешь!

Грин есть как раз хотел (и его семья тоже) – и заказ с благодарностью принял. Так появился четвертый роман писателя – «Стамбульский экспресс», привлекший к себе внимание публики, принесший недурные деньги и впоследствии – первым из произведений Грина – экранизированный. А главное, если не удовлетворивший, то в известной мере оправдавший личные писательские амбиции.

Любопытно, что все это (а значит, не исключено, и сам факт дальнейшего существования Грина в литературе) висело буквально на волоске. Стремительно и вдохновенно написанный «Стамбульский экспресс» всего на полгода опередил с выходом в свет «Убийство в „Восточном экспрессе“» Агаты Кристи. А ведь выйди первым «Убийство…» – кто заметил бы железнодорожный роман безвестного дебютанта? Или даже так: кто заказал бы ему роман на ту же парижско-стамбульскую тему?

Итак, знаменитый впоследствии гриновский индивидуальный жанр роман-развлечение был навязан неудачливому молодому автору издателем. Любопытно, что как раз эта первая «развлекаловка» при всей своей подразумеваемой ироничности весьма драматична, чтобы не сказать трагична. И, как это ни парадоксально, в этом романе писатель, возможно, впервые заговорил собственным творческим голосом.

Во всяком случае, в «Стамбульском экспрессе» проявились многие признаки «фирменного стиля» писателя – того самого стиля, окончательное формирование которого (не говоря уж о некотором «окукливании») произошло, разумеется, куда позже.

Роман «Внутренний человек», которым писатель дебютировал, походил, скорее, на зашифрованный личный дневник в пышных исторических декорациях начала XIX века; забракованные впоследствии самим автором «Имя действия» и «Шепот на краю ночи» и вовсе ни в какие ворота не лезли. А вот в «Стамбульском экспрессе» уже дали о себе знать и утонченный психологизм с присущей писателю в дальнейшем тщательной (пусть порой и пунктирной) проработкой характеров, и подчеркнутая кинематографичность (не удивительная для заядлого киномана и профессионального кинокритика, каким Грин успел стать к этому времени). Хотя, конечно, «Стамбульский экспресс» (и еще два-три романа вслед за ним) написан не без шероховатостей; кое-где писатель сбивается на скороговорку или, напротив, пускается в излишне пространную «глубокую философию на мелком месте».

Отмечу, что несколько «непричесанным» выглядит и русский перевод романа – отчасти по вине переводчиц, стилистические изъяны, присущие ранним романам Грина, в своей версии несколько утрировавших, – но в основном, естественно, именно таков и сам оригинал «Стамбульского экспресса» (да и романа «Меня создала Англия» тоже).

Действие начинается на перроне вокзала в бельгийском Остенде. Перед читателем проходит череда персонажей, с которыми он поначалу знакомится только внешне; это, сказал бы киношник, не типы, а всего-навсего типажи: юная танцовщица, богатый еврей, усатый доктор, англиканский священник и так далее. Да и в дальнейшем нам суждено познакомиться с большинством персонажей исключительно по их высказываниям и поступкам, даже не пытаясь (так распорядился автор) проникнуть во внутренний мир каждого (или каждой). Вместе с тем мы сразу же подмечаем, что чуть ли не всем здесь присуща некая тайна (порой и не одна) или как минимум определенная несообразность. Почему у доктора британский паспорт, если он говорит по-английски с таким акцентом? И как он может преподавать английский язык и литературу, причем не где-нибудь, а в самой Англии? Почему пассажир первого класса Майетт и пассажир второго класса Циннер так нервничают? Из-за чего препираются мужеподобная журналистка и ее красавица-компаньонка? Что за человек вроде бы модный писатель Сейвори?

«Стамбульский экспресс» определенно входит в литературный поджанр железнодорожного детектива («Убийство в „Восточном экспрессе“» Агаты Кристи, фильм Хичкока «Леди исчезает» и др.). Замкнутое пространство (череда комнат), перемещающееся на местности, – и в нем таинственное убийство: таков канон. В романе Грина есть и убийство, и тайна, хотя одно с другим и не стянуто в традиционный для криминальной литературы узел. Речь здесь идет куда в большей мере о граничащей с разоблачением и саморазоблачением идентификации персонажей, временно вырвавшихся на волю (как оно и бывает в дальних странствиях) – и закусивших удила: пока не ступишь на твердую почву, чувствуешь себя вправе вытворять что угодно.