Роман Красильников - Танатологические мотивы в художественной литературе [Введение в литературоведческую танатологию]

Именно произведение, имеющее текстовые границы, помогает осмыслить деятельность человека в ее завершенности, в том числе и такой ее вид, как героический поступок. Не случайно в древнем мире подвиг обязательно должен был фиксироваться в тексте: песне, былине, предании. После фольклора эту функцию стала выполнять литература: «Художник выявляет героическую сущность такой ситуации, героизм людей, участвующих в ней, заостряет, укрупняет, возводит до общей значимости, очищает от всего иного и раскрывает сущность героической ситуации и героических подвигов людей как высший смысл человеческого существования…» [Волков И. 1995: 106]. Таким образом, литература – одно из главных средств семиотизации героизма, его выделения из потока жизни, фиксации в культурной памяти.

На разных этапах истории литературы представления о данном феномене, его статус, естественно, отличались. Само наименование древнего героического эпоса говорит о приоритете в нем указанной эстетической категории. В поэмах Гомера и Вергилия сохранялось еще первичное значение слова «герой» – сын бога и человека, стремящийся за счет подвига преодолеть свою смертную сущность. Поступки героев лишены аффекта, предсказуемы с самого начала произведения, как правило, не имеют общественного значения: вопрос лишь в божественном признании, в заслуге бессмертия. Именно так воспринимает возможность смерти Ахиллес в «Илиаде» Гомера:

В произведении Гомера присутствуют несколько формул-«узлов» в повествовании о смерти: ее пророчество, ряд подвигов, сопоставление божественного и земного планов, последние слова умирающего, реакция родных и друзей героя на его кончину. Танатологическое пророчество произносится или рассказчиком, или как обещание со стороны врагов на разном удалении от самой гибели героя и является свидетельством ее предрешенности. Подвиги описываются подробно, с элементами натурализма, например:

Однако в этом натурализме нет отвращения, признака низменного; подробности выглядят как «эффект реальности», знаки, значением которых является утверждение факта события, его достоверности (см. [Барт 1994: 392–393]). Через перечисление вариантов ударов и типов ран, различного оружия, уловок и т. д., подкрепленных слабой мотивировкой смертоубийства, создается ощущение боя ради боя, ради славы, инстинктивного комплекса «радости сражения».

Сопоставление божественного и земного планов в танатологических ситуациях осуществляется различными способами. Божества часто сами участвуют в сражении, помогая покровительствуемым героям. Так Аполлон, воюющий на стороне троянцев, лишает доспехов Патрокла и фактически способствует его гибели от рук Эвфорба и Гектора; впоследствии этот бог уводит Ахиллеса от стен Трои в критический момент, когда жители осаждаемого города дрогнули. Паллада, превратившись в Дейфоба, призывает бегущего Гектора остановиться и сражаться с Ахиллесом. Итог этого поединка также решается с помощью жребия, который определяет на золотых весах Зевс:

Провиденциальный характер смерти лишает ее трагического напряжения. Фатальные представления героев обусловлены и частой смертью на поле боя, и предопределенностью их исхода, предназначенного богами.

Важную роль в тексте Гомера играют последние слова умирающего. Они становятся двигателями дальнейшего действия: Патрокл обещает Гектору скорую смерть, многие воины просят не оставлять их тела врагам, и над ними разворачиваются новые боевые действия. Разговаривающий герой – даже перед самой смертью – специфический знак эпоса и реализации в нем героического модуса; это пример достойного (контролируемого) поведения [122] См. замечания М. Бланшо об Аррии [Бланшо 2002: 98]. и источник цитирования для последующих поколений.

Реакция близких людей на гибель героя приводит к возникновению в эпосе трагического модуса [123] Ю. Борев замечает совмещение героики и трагизма и в античной трагедии, в трилогии Эсхила о Прометее [Борев 1988: 70]. . Отцы, матери, жены, друзья, оплакивающие умершего, создают фон для его бессмертного силуэта; создается контраст между непоколебимым героем и взирающим на его подвиги большинством. В то же время антураж оплакивания и погребения – часть ритуальной системы, без которой невозможно представить традиционное сообщество. Героическая смерть здесь требует ее последующего осмысления, закрепляющего образ погибшего в культурной памяти. Вероятно, именно поэтому в финале «Илиады» размещены эпизоды с погребением Патрокла и Гектора.

В средневековом эпосе героика осложняется историческими (пусть и вымышленными) и социально-культурными отношениями: доблесть главных персонажей становится образцом для живущих, частью культурной памяти, обусловливающей рождение этнического самосознания. В то же время здесь используются схожие с гомеровским эпосом приемы повествования о героической смерти. В «Песне о Роланде» присутствуют и провиденциальные мотивы, и подробно описанные подвиги, и последние слова умирающего, и погребальные обряды. Однако из текста исчезает антропоморфный мир богов, влияющих на судьбу персонажей, хотя фатализм воинов по-прежнему остается, но имеет другой историко-культурное происхождение, связанное с христианством: