Дмитрий Быков - Русская литература: страсть и власть

Второй слой, на котором разворачивается действие, – это слой преимущественно высоких, высокопоставленных главных исторических персонажей. Это императоры, государственные чиновники вроде Ростопчина, это крупный дипломат Билибин, это Сперанский – высший слой российской и европейской аристократии.

Третий слой, достаточно очевидный, – это народ. Та самая «мысль народная». Не зря говорил Ленин, неплохой литературный критик, что «до этого графа подлинного мужика в литературе не было». Мужика описывали или свысока, или, наоборот, преклоняясь перед ним, как народники. А Толстой – как равный или, скажем иначе, как бог в своей вселенной. Для него, как для ветхозаветного бога, во вселенной романа все равны.

Ну и четвертый слой, который всегда определяется по-разному. Это слой метафизический – религиозная или природная тема в романе. У Толстого Бог говорит через природу. Кто-то вспомнит небо Аустерлица, кто-то вспомнит облака, которые плывут над князем Андреем, но самый знаменитый пейзажный эпизод – разумеется, отрадненский дуб.

Теперь четыре главных линии романа – видите, как четко всё получается.

Первая линия – конечно, Ростовы. Вторая – само собой, Болконские. Третья – линия Долохова. Четвертая – линия Пьера Безухова. И вот как на разных уровнях романа прослеживаются одни и те же коллизии.

Коллизия Ростовых. Кто соответствует Ростовым из известных исторических деятелей того времени? Конечно, человек с созвучной фамилией – Ростопчин. Ростопчин, в отличие от Ростовых, человек неискренний, довольно фальшивый. Но он по-своему добрый, наивный, семейственный, при этом глуповатый. В Ростовых воплощен дух Москвы – Москвы нечиновной, интимной, наивной, не очень богатой или, во всяком случае, не очень аристократичной. И вот Ростов, старый граф, очень похож на Ростопчина. Хотя, конечно, Ростов никогда не отдал бы Верещагина, обвиненного в том, что он перевел и распространял письма Наполеона, на растерзание толпы. Есть, кстати, еще вариант написания фамилии как Растопчин – он тоже верный.

Болконские. Кто соответствует им на высшем уровне государственного управления? Конечно, Александр I. Император Александр, сказавший «При мне всё будет, как при бабушке». Александр принадлежит к тому же екатерининскому веку, что и истинный аристократ старый князь Болконский.

Долохов. Бретёр, убийца – и его соответствие Наполеон, разумеется.

Безухову, естественно, соответствует тоже толстый Кутузов.

Ключевая сцена романа – дуэль Долохова с Безуховым. Это прямое отражение дуэли Наполеона с Кутузовым. Вся военная победа, вся военная машина, весь военный гений на стороне Наполеона. Кутузов – старый, толстый, неуклюжий. Его победа кажется невозможной, никаких великих достижений за последнее время у него не было. Его любит армия – вот и всё.

Дуэль Пьера с Долоховым еще и потому так страшно выглядит, что Пьер «до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаться». Пьер – прекрасная дуэльная мишень, не попасть в Пьера невозможно. Он большой. А не попасть в Долохова – запросто. Он худой. И тем не менее Долохов по Пьеру промахивается, а Пьер попадает. И Долохов начинает – вот что отвратительно – рыдать по горбатой сестренке и бедной маменьке – как все бандиты, он очень сентиментален и очень любит маму. Все убийцы любят поплакать. Помните, как Наполеон перед сражением, когда по его воле на смерть идут сотни тысяч человек, любуется портретом сынка, «которого все почему-то называли королем Рима», Roi de Rome . «Глаза его отуманились».

Вот так же Долохов насквозь фальшив. Долохов, который расстреливает пленных, который с особым наслаждением и вкусом говорит «Готов» – про убитого Петю Ростова. Долохов – фигура максимально отвратительная, это реплика Толстого в дискуссии о сверхчеловеке. Это, конечно, классический недочеловек. А сверхчеловек – это Пьер. Вот оно, отражение главного конфликта романа.

На народном уровне все понятно. Кто соответствует Ростовым – тема Ростовых ведь тема домашняя. Кто самый домашний человек на войне? Конечно же, простой артиллерийский капитан, который даже доложить выбегает в носках, потому что перед этим снял сапоги. Капитан, который не расстается с трубочкой, и ему кажется, что в другом лесу, откуда по нему стреляют, тоже находится огромный великан с трубочкой, стоит и курит, и из его трубочки вылетают клубы дыма.

Это капитан Тушин – ростовская, уютная, домашняя тема Толстого на войне. Тушин – классический человек из народа. Помните, как он говорит заступившемуся за него князю Андрею: «Вот спасибо, выручил, голубчик».

Почему под Шёнграбеном Тушин не отступил – от храбрости большой? Да нет! Просто так увлекся, что не обратил внимания на отступление. Ему очень нравится на своей батарее, у него исчезает страх. Он делает свою военную работу с истинно крестьянским спокойствием. И капитан Тимохин фактически такой же скромный чернорабочий войны. Тот, который говорит знаменитую фразу «Всем народом навалиться хотят».

Кто соответствует Долохову на народном уровне? Это герой, который любит воевать и лучше всех воюет, но его почему-то никто не любит и самую грязную работу поручают ему. Человек войны – Тихон Щербатый.

Наконец, герой, который воплощает собою тему Кутузова и Пьера на уровне народа. Пьер и Кутузов дают нам П и К, у Толстого все рассчитано. Это Платон Каратаев.

Платон Каратаев – главный герой четвертого тома. Когда Толстой пишет четвертый том, он пребывает примерно в том состоянии, в котором пребывает русская армия после войны. Одержана огромная победа, принесены огромные жертвы, и действие уже происходит на каком-то иррациональном, небесном уровне. Писатель чувствовал себя, как мать, родившая великана. Роженица, родившая великана, – образ из Набокова.

Парадокс в том, что всё, связанное с Платоном Каратаевым, – это уже почти небесная тема в романе. И тема странная.

Помните, пленный Пьер слышит, как позади пристрелили Платона, как взвизгнула его собачка. И Пьер не оборачивается – почему? Потому что для Пьера в этот момент внешнее неважно, оно не существует. Пьер в этот момент – уже душа, которая полностью порвала все внешние оболочки. Ведь еще раньше был эпизод, самый мощный, наверное, в четвертом томе, когда Пьер хотел поговорить с пленными русскими солдатами, а французский солдат его не пустил. И Пьер, заросший, небритый, грязный, огромный Пьер, начинает вдруг исступленно хохотать. Солдат думает, что он сошёл с ума. А что кричит Пьер? «Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого, меня? Меня? Меня – мою бессмертную душу!» После этого, на этом уровне восприятия действительности уже не важно, жив Каратаев или нет. Он уже в этот момент для Пьера бессмертен.