Дмитрий Быков - Русская литература: страсть и власть

Разумеется, вся прогрессивная русская интеллигенция, ужасно собою гордясь, евреев защищала и черту оседлости ругала. Но почему-то «кровавый навет» в головах многих русских оставался абсолютно бессмертным.

Живучесть этого навета и таинственные иррациональные отношения русских и евреев, пожалуй, нигде так явно, как в деле Бейлиса, не просматривались.

Каковы были предпосылки к этому делу?

В той России правительство сделало, как всегда, страшную и категорически неверную ставку – оно поставило на идиотов. Почему-то представлялось Николаю II, что чем больше будет в России суеты, темноты, суеверий, пустых разговоров, бессмысленных слухов, чем более отодвинется вопрос об интеллектуальном просвещении России, тем это будет лучше. Я полагаю, что это влияние отца, а на отца повлиял более всех Победоносцев, который придерживался той версии, что чем меньше в России будет университетов, тем меньше в ней будет революционеров.

Идея того, что просвещение страшно, – это идея абсолютно вечная. Именно невежество есть идеальная среда для формирования страшного кровавого слуха, который в результате всю Россию почему-то завоевал.

Проблема в том – вот это тоже очень важный аспект в деле Бейлиса, – что абсолютно никто из обвинителей в виновность Бейлиса не верил. Да и «кровавый навет» всерьез принимали очень немногие. Когда будущий фигурант дела Бейлиса Сергей Махалин, студент, агитировал за оправдание Бейлиса на киевских фабриках, максимум того, что он мог услышать, по его воспоминаниям: «Евреи вообще дело темное. Что они там делают со своей мацой – непонятно». Короленко пишет в своем очерке «На Лукьяновке (Во время дела Бейлиса)»:

…метет улицу «потомственный» мещанин старого города. Мы подходим к нему, отрываем его от полезного занятия, спрашиваем дорогу и кстати осведомляемся о том, какого он лично мнения об убийстве Ющинского. Он кладет метлу на левую руку, показывает, как нам выйти на Половецкую улицу, и затем, принимаясь опять за метлу, отвечает равнодушно:

– Ну-у… что тут… Никто тут на Бейлиса не думает… Были такие, что сделали и без жидов…

Он продолжает:

Газеты отмечали, что во время судебного осмотра усадьбы Зайцева по адресу Бейлиса раздавались со стороны соседей голоса привета и участия… На суде иные тоже кланяются Бейлису.

Зато идею «кровавого навета», всю идею бейлисовского процесса абсолютно точно сконцентрировал в своих тогдашних письмах и статьях Василий Васильевич Розанов, чем внес существеннейший вклад в уничтожение репутации русского правосудия и русской журналистики. Его книга, составленная из тогдашних его статей, например из громкой статьи «Андрюша Ющинский», книга, которая называется «Обонятельное и осязательное отношение евреев к крови», прямо утверждает одно: да, прямых улик против евреев у нас нет, но признать, что процесс Бейлиса сфальсифицирован, – значит подарить евреям такую победу, значит дать им в руки такой аргумент, значит так скомпрометировать сегодня русское православие и русскую империю, что одним Бейлисом можно и пожертвовать. Евреев пора окоротить, потому что печать находится в руках евреев, университет – в руках евреев, деньги, что самое страшное, в руках евреев. Не важно, виноват или не виноват Бейлис, Бейлиса надо осудить для того, чтобы евреи не получили в России всех прав, потому что, как пишет тогда же Розанов, после того как еврей получит всю власть над Россией, Россия умрет, останется один «остов, никому не нужный и всеми плюнутый». Пуришкевич, один из главных идеологов процесса, в это же самое время кричит со всех трибун: «Если сейчас евреи победят, то вы же (обращается он к либералам), вы потом падете первыми жертвами!»

Вот именно этими самыми лучшими соображениями и было продиктовано участие многих интеллектуалов в деле Бейлиса. Вот после всех этих рассуждений вполне понятно становится, почему бо́льшая часть российской интеллигенции в публицистике настаивала на том, что Бейлис виновен. Потому что не важно, виновен ли он на самом деле. И по большому счету, никому не важно, кто убил Андрюшу Ющинского.

Андрюша Ющинский, который носил фамилию бабушки и которому следовало бы по отчиму называться Приходько, был сыном киевской торговки фруктами, которая хорошо если вырабатывала в день 80 копеек, а муж ее, второй ее муж или, точнее, первый законный муж Лука Приходько был переплетчиком. Андрюша Ющинский был мальчик очень странный. И, может быть, именно в вопрос о том, что это был за мальчик, и упирается значительная часть расследования.

Андрюша Ющинский фактически канонизирован, существует служба на могиле блаженного Андрея, существует молитва блаженному Андрею: «Умученный от жидов отроче, моли Бога о нас». «Умученный от жидов» – это было написано уже на венке, который положили в апреле на его могилу. Уже с апреля 1911 года прокламация «Бей жидов – настало время!» была чрезвычайно популярна: Андрюша Ющинский рассматривался всеми исключительно как невинная жертва.

То, что он жертва, совершенно очевидно, но мальчик был действительно непростой. Во-первых, у него была странная привычка гулять по ночам, за это у него была кличка Домовой. Он часто говорил, что у него есть ружье, только он не мог достать к нему пороху. Говорил, что хочет стать священником, потому что ему нравится облачение. Главной его мечтой была мечта найти отца. Отчим очень любил, но баловать его не мог, потому что работал шесть дней в неделю, а на седьмой, как нормальный переплетчик, предпочитал питие общению с семьей. Но Андрюша Ющинский выдумал себе отца, выдумал себе прекрасный, сияющий образ отца, который пошел на Японскую войну и там пропал. И Андрюша был уверен, что через каких-то друзей, через тех, кто служил с отцом на Дальнем Востоке, можно будет каким-то образом с ним встретиться.

Впоследствии стало выясняться, и особенно стало выясняться благодаря разысканиям киевского Пинкертона, станового пристава Красовского, что Андрюша Ющинский состоял в близких отношениях с бандой Веры Чеберяк, которая, собственно, его и убила. Появились слухи, которые распространил парикмахер Швачко, который сидел с вором Рудзинским в полицейском участке и слышал разговоры, что байстрюк, то есть незаконнорожденный, Андрюша использовался как наводчик, и пришили байстрюка потому, что он собирался рассказать о делах этой шайки.

Что именно знал Андрюша Ющинский и что он собирался рассказать, мы теперь уже не узнаем никогда, потому что следственных мероприятий по горячим следам не было, а все люди, которые пытались их провести, в частности все первые киевские следователи, которые занимались делом до лета, были отстранены: одних сумели ловко скомпрометировать, подсунув им ложные улики, других отстранил Александр Лядов, личный представитель министра юстиции, вице-директор 1-го уголовного департамента, который приехал в Киев и направил розыск на ритуальный след. Как бы то ни было, реальные следственные мероприятия закончились к осени 1911 года. А в августе 1911 года стало некого и допрашивать.