Юрий Безелянский - Отечество. Дым. Эмиграция. Русские поэты и писатели вне России. Книга первая
- Название:Отечество. Дым. Эмиграция. Русские поэты и писатели вне России. Книга первая
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:ИПО «У Никитских ворот» Литагент
- Год:2017
- Город:Москва
- ISBN:978-5-00095-394-5
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Юрий Безелянский - Отечество. Дым. Эмиграция. Русские поэты и писатели вне России. Книга первая краткое содержание
Вместе с тем книга представляет собой некую смесь справочника имен, антологии замечательных стихов, собрания интересных фрагментов из писем, воспоминаний и мемуаров русских беженцев. Параллельно эхом идут события, происходящие в Советском Союзе, что создает определенную историческую атмосферу двух миров.
Книга предназначена для тех, кто хочет полнее и глубже узнать историю России и русских за рубежом и, конечно, литературы русского зарубежья.
Отечество. Дым. Эмиграция. Русские поэты и писатели вне России. Книга первая - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Жизнь исчисляют не годами,
Она течет как волны рек,
В них, с лучезарными глазами,
Плывет бесстрашный человек.
Плыл, плыл и неожиданно решил по каким-то своим причинам, что хватит плыть по волнам жизни, и 25 августа 1960 года в Париже покончил счет с жизнью. Совершил самоубийство в 57 лет.
Есть совершенные картинки:
Шнурок порвался на ботинке,
Когда жена в театр спешит
И мужа злобно тормошит.
Когда усердно мать хлопочет:
Одеть теплей сыночка хочет,
Чтоб мальчик грудь не застудил,
А мальчик в прорубь угодил.
Когда скопил бедняк убогий
На механические ноги,
И снова бодро зашагал.
И под трамвай опять попал.
Когда в стремительной ракете,
Решив края покинуть эти,
Я расшибу о стенку лоб,
Поняв, что мир – закрытый гроб.
Какая мрачность от цепи случайностей, и где эти «лучезарные глаза»?.. У Кирилла Померанцева есть статья-исследование «Оправдание поражения», одна часть посвящена Владимиру Смоленскому, а другая – Юрию Одарченко. Вот что писал Померанцев (привожу с сокращениями):
«Для Юрия Одарченко этот мир вообще не существовал. Поэтому его поэзия – ни его утверждение, ни его отрицание. Она попросту не имеет к миру никакого отношения. А там, где имеет, только для того, чтобы показать его онтологическую невозможность, и последним актом этого доказательства явилось доказательство невозможности его собственной жизни – самоубийство Юрия Одарченко.
Жизнь, такая жизнь, какую мы знаем, какой она дана каждому из нас, не только невозможна, но она и не-должна. Она есть недолжная жизнь, абсурд. Самоубийство же есть выход из абсурда, додумана до конца мысль, венок на собственную могилу, комментарий на свой собственный сборник стихов:
Куст каких-то ядовитых роз
Я вырастил поэзии на смену.
Многие так и воспринимают стихи Одарченко. Разве это стихи? Это клубок колючей проволоки, того и гляди поцарапает!..
Как прекрасны слова:
Листопад, листопад, листопады.
Сколько рифм на слова:
Водопад, водопад, водопады.
И расставлю слова
В наилучшем и строгом порядке —
Это будут слова,
От которых бегут без оглядки!
Внутренний мир Юрия Одарченко – это мир глубочайшего, предельного одиночества… мир, в котором он жил, был герметически закрыт для всех других и открыт только ему одному… Все последние годы жизни Юрия Одарченко были борьбой с соблазном “предсмертного ужаса”, устоять перед которым сильнее соблазна жизни, именуемого жизненным инстинктом. Отрицая жизнь, Одарченко отрицал и ее наивысшее выражение – человека. Человек был для него жалок, как жалким было и все творение.
Мышь без оглядки от кошки бежит.
Волка убьют на охоте.
Птица по синему небу летит —
Платят за птицу по счету.
Ясно. Все ясно. Но вот человек.
Если повеситься сам не сумеет,
Значит, на старости лет заболеет,
Станет любимцем соседних аптек.
Так ли уж гордо звучит – Человек!
Одарченко не только страдал от окружающего его ужаса, но еще от того, что другие этого ужаса не замечают…
«Не смотри долго в бездну, чтобы бездна не заглянула в тебя», – предупреждал Ницше после того как сам понасмотрелся вдоволь. Но ведь Пушкин утверждал, что -
Все, все, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья —
Бессмертья, может быть, залог!
Бездна уже давно заглянула в Одарченко. Быть может, поэтому бессмертие – другая жизнь – была тем единственным, во что по-настоящему верил Юрий Одарченко, что он принимал без оговорок и до конца. Не то, что есть, но что будет…»
Добавим к выдержкам Померанцева, что многие стихи Одарченко писал в жанре черного юмора, к примеру:
Поздравляю всех молящихся
С тем, что молятся.
Поздравляю розы чайные
С тем, что колются.
Поздравляю всех трудящихся
С тем, что трудятся.
Получившему пощечину
С тем, что судится.
Поздравляю неудачников,
Коль не клеится.
Продавца гуммиарабика,
Если клеится!
Поздравляя, низко кланяюсь
Встречным всем наперечет.
Поздравляю, низко кланяюсь
Всем, кто дышит и живет.
Подборку стихов Юрия Одарченко я достал из своих архивов, прочитал его «низко кланяюсь» и тут же, а это было 29 ноября 2015 года, написал строки:
Ну а тех, кто не живет, не дышит,
Вспомним благодарственно.
Пусть им будет хорошо без крыши
И блаженно барственно.
Борис Поплавский – русский Эдгар По
И последний из ровесников – Борис Поплавский (1903,Москва – 1935,Париж).
В 1918 году Поплавский уехал с отцом на юг России, затем в Константинополь, а в мае 1920 года – в Париж. Поплавскому было 17 лет. При жизни у него вышел единственный сборник стихов – «Флаги», который, по словам Георгия Иванова, вызвал «очень сильное очарование». Успел напечатать главы романа «Аполлон Безобразов». А уже посмертно вышло несколько сборников стихов: «Снежный час», «В венке из воска», «Дирижабль неизвестного направления», дневниковые записи Поплавского, роман «Домой с небес» и трехтомник собрания сочинений в США.
Его смерть 9 октября 1935 года поразила всех. Он прожил всего 32 года…
Поплавский писал, если можно так выразиться, странные стихи с метафизическим отзвуком. К примеру:
Розовый час проплывал над светающим миром.
Души из рая назад возвращались в тела…
… А по дороге, на солнце блистая косою,
Смерть уходила и черт убегал налегке…
Как вам картинка? Или:
Восхитительный вечер полон улыбок и звуков,
Голубая луна проплывала, высоко звуча,
В полутьме Ты ко мне протянула бессмертную руку,
Незабвенную руку, что сонно спадала с плеча…
Поплавский был самым своеобразным поэтом русского Парижа 1930-х годов. Он вел полунищенский образ жизни и в то же время разыгрывал из себя литературного дэнди. Спортсмен, боксер, Поплавский поражал собеседников своей эрудицией и неожиданностью, парадоксальностью суждений. Трагическая его смерть (от сверхдозы таинственной наркотической смеси) буквально ошеломила русских литераторов-эмигрантов. А непосвященные неожиданно для себя узнали, что среди них жил «гениальный поэт».
В парижских кабаках распевали «Очи черные» с четырьмя вкрапленными в них строчками Поплавского:
Ресторан закрыт, путь зимой блестит,
И над далью крыш занялся рассвет.
Ты пришла, как сон, как гитары звон,
Ты пришла, моя ненаглядная!
Андрей Седых, вспоминая Поплавского, писал:
«Жил он больше по ночам, а днем лежал в своей комнате на кровати, лицом к стене. Когда я приходил и спрашивал, почему он валяется без дела, Борис в стенку отвечал:
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: