Юрий Безелянский - Отечество. Дым. Эмиграция. Русские поэты и писатели вне России. Книга первая

Американский Красный Крест называл на 1 ноября 1920 года число выехавших из России – 1 млн 194 тыс. человек. Лига Наций в августе 1921 года – 1 млн 400 тыс. человек. В значительной степени беженцами были люди образованные, люди культурной и политической элиты. Юрист Борис Нольде в первом номере уже эмигрантских «Последних новостей» за 1 апреля 1920 года писал: «Из России ушла не маленькая кучка людей, группировавшаяся вокруг опрокинутого жизнью мертвого принципа, но все те, в руках которых было сосредоточено руководство страны».

Знаменитый «Философский пароход», отчаливший от Английской набережной Петрограда осенью 1922 года, стал царским подарком Ленина миру и еще одним актом опустошения большевиками России… Люди уходили, спасаясь от ненавистной новой власти…

Советская власть предписала всем уехавшим подтвердить свое гражданство в консульствах РСФСР. На июль 1922 года 1 млн 160 тыс. не захотели стать советскими гражданами и оказались в положении апатридов. Европа не осталась безучастной к бедственному положению русских беженцев (а сколько среди них было недоучившихся гимназистов, студентов!). Только за апрель 1920 – август 1921-го на обустройство русских беженцев Великобритания потратила около одного миллиарда фунтов. Во Франции каждому беженцу полагался паек (в России был голод, а на Западе эмигрантов худо-бедно кормили)…

Большую роль в судьбе российских беженцев сыграла Лига Наций, которая создала специальную комиссию по делам русских беженцев. Ее возглавил знаменитый полярный исследователь и филантроп Фритьоф Ведель-Ярлсберг Нансен. Он возглавлял и другой комитет, ПОМГОЛ – помощи голодающим в России. Нансен предложил, и это было принято: для тех русских, которые не желают принимать советское гражданство, выдать специальный документ – паспорт апатрида, который стали сразу называть «нансеновским паспортом». Русским беженцем «признавалось лицо русского происхождения, не принявшее никакого иного подданства».

Нансеновский паспорт не только устанавливал личность беженца, он давал ему еще и права, практически равные с гражданами той страны, где он проживал: право на труд, социальную защиту, призрение по старости и т. д. Из беспризорного апатрида русский беженец превращался в социально защищенное и правоспособное лицо. Примерно 600 тыс. получили нансеновские паспорта. Почему не все? Многие приняли гражданство Англии, Франции и других стран. Можно сказать, что Европа не оставила русских изгнанников в беде. Сама Европа вследствие Первой мировой войны и разразившегося экономического кризиса была обескровлена и ослаблена. И тем не менее европейцы протянули руку помощи русским. И не случайно в 1922 году верховному комиссару Комиссариата по делам русских беженцев Фритьофу Нансену была вручена Нобелевская премия мира. Об этом у нас на родине предпочитают не говорить. Более того, советская власть ответила «адекватно»: все проживающие за границей лишались гражданства СССР: уехали – и бог с вами! Вы нам не нужны!..

После смерти Нансена, 30 сентября 1930 года, был создан Международный офис по делам беженцев имени Нансена; но по настоянию Советского Союза он был закрыт в 1938 году. Советская власть ни заботиться, ни думать об эмиграции не хотела. Отрезанный ломоть!.. А вот Запад и не только западные страны были вполне милостивы к русским изгнанникам: гоминьдановский Китай приютил 300 тыс. россиян. Маленькая Чехословакия усилиями Томаса Масарика сделала очень многое: открыла Русский университет, гуманитарные и технические школы в разных уголках страны, на учащихся выделялись деньги на питание, одежду, медицинское обслуживание и т. д. Эта благородная помощь называлась «Русская акция», ее расцвет пришелся на 1924 год. А в 1968-м мы «благодарно» ответили вторжением советских танков в Прагу…

Вот только некоторые выжимки из лекции профессора Зубова, а закончил он свою лекцию вопросом: «Почему же мы все это забыли?.. Почему же мы забыли о том, как весь мир протягивал нам руку?..»

Почему да почему? Я добавлю: почему мы все время ищем логику в действиях власти? И сам отвечаю: «Логика в России не ночует, она предпочитает другие места обитания…» А в народе на вопрос «почему?» отвечают грубо и просто: «Да по кочану!..» И все ученые вопросы сразу отпадают. Россия – вечная загадка и тайна.

Отправимся-ка лучше в Берлин, а затем в Париж, посмотрим, как там обустраивались русские в разные исторические периоды.

Не помню, кто именно назвал Берлин «мачехой русских городов». В книге немецкого исследователя Фрица Мирау «Русские в Берлине. 1918–1933 годы. Встреча культур» говорится, что к 1923 году на берегах Шпрее обосновалось до 300 тысяч из 2,5 миллионов русских эмигрантов. Писатель Лев Лунц, который смертельно больной приехал в Германию лечиться, делил их на три группы. Первую составляли деловые люди, биржевики, которым в общем-то было все равно, где жить. Они не особенно тосковали по родине и не интересовались политикой. Вторая группа – политэмигранты, которые хотели бы вернуться, да не могли. Третья – интеллигенция, снедаемая ностальгией. Им претило все немецкое, от языка до кухни. Но они не возвращались, хотя никто им вроде бы не препятствовал. Если верить Лунцу, их было больше всего.

Историк Глеб Струве отводил Берлину с конца 1920 до начала 1924 года роль второй после Парижа, притом литературной столицы русского зарубежья. Не надо забывать и то обстоятельство, что Германия до 1924 года была одной из немногих стран, признавших Советскую Россию, именно туда из Петербурга и Москвы приезжали писатели, художники, журналисты. И происходило как бы живое общение между двумя половинами русской культуры. Необычная интенсивность этого диалога – вот что отличало «русский Берлин» от «русского Парижа», «русской Праги», «русского Харбина» и других столиц межвоенной эмиграции (Вадим Чудов. «Эхо планеты», 1-1993).

На главной улице Курфюрстендамм была громко слышна русская речь, и «русский дух» витал над четырьмя районами Берлина – Шарлоттенбург, Тиргартен, Вильмерсдорф и Шенеберг.

В 20-х годах, вспоминал Андрей Белый, в этих районах встречались адвокат из Москвы и литературовед из Петрограда, генерал Петр Краснов и бывший министр Виктор Чернов. Заслышав немецкую речь, «шарлоттенградцы» испытывали шок: как? Немцы? Что им нужно в «нашем городе»? Одно дело – Бердяев и Борис Зайцев, Пильняк и Пастернак, Маяковский – это нормально. А немцы?!.