Юрий Безелянский - Отечество. Дым. Эмиграция. Русские поэты и писатели вне России. Книга первая

Литератор Георгий Чулков отмечал, что «русские часто бранят Париж. Но жить без Парижа русские не могут. И время от времени каждый совершает свое паломничество в этот пленительный город».

Но были и исключения. Не удалось побывать в Европе нашему солнцу – Александру Пушкину. Юрий Олеша всю жизнь понапрасну мечтал о том, чтобы его тень легла на камни Парижа. Михаил Булгаков заболел после того, как его не пустили во Францию. Стресс от невозможности воплотить желание…

А вот классик русской поэзии Николай Алексеевич Некрасовгулял по Парижу и даже кое-что сочинил:

Угоришь не угоришь, а можно, даже обвенчаться с избранной женщиной, Марией Боткиной, что и сделал в Париже Афанасий Фетв 1857 году в русской православной церкви. Ну а Тургеневнаш замечательный десятки лет жил в Париже у чужого гнезда любимой им Полины Виардо. Замок Куртавель – самый счастливый период жизни Ивана Сергеевича, когда он писал Боткину, что каждый день становился для него подарком. Он обожал Куртавель и когда подъезжал к нему, то, по его признанию, «чувствовал острое замирание сердца и нежность». Парижский период был для Тургенева благотворным и в творческом плане, только он сердился, когда его спрашивали, на каком языке он пишет. Тургенев раздраженно отвечал: «По-русски, по-русски и только по-русски!»

В Париж примчался другой русский классик Федор Достоевскийи 27 августа 1863 года буквально ворвался в номер гостиницы на рю Суфло, где остановилась Аполлинария Суслова. Именно в Париже произошло решительное объяснение с капризно-взбалмошной любимой женщиной Достоевского. Она отвергла Федора Михайловича, заявив, что без памяти влюблена в студента-испанца Сальвадора.

По не совсем ясным мотивам 31 июля 1911 года в парижской пролетке покончил жизнь самоубийством Виктор Гофман.Выстрел из пистолета оборвал жизнь 27-летнего поэта. В молодые годы Гофман писал:

И в итоге не упился. Не сорвал. А больно укололся о шипы. Гофман хотел быть «наперсником грёз», но грёзы его обманули. И он обиделся:

О любовные драмы! Париж как бы создан для них. Любовь-амор, страсти-мордасти. И вот уже молодоженка Анна Ахматовасбежала от Николая Гумилева в начале мая 1911 года в Париж и познакомилась с молодым художником-красавцем Амедео Модильяни. Она позировала. Он ее рисовал. А что дальше? Зачем гадать, когда есть ахматовские строки:

Страна обманная – разве это не любовь?..

Кому любовь, а кому история Парижа и искусство, представленное в нем, значило почти столько же, сколько сама жизнь. Таким истинным парижанином был поэт, художник, историк искусства Максимилиан Волошин.Андрей Белый считал его «насквозь пропарижаненным до… цилиндра». Марина Цветаева писала про Волошина:

«Оборот головы всегда на Францию. Он так и жил, головой, обернутой на Париж. Париж XIII века и нашего нынешнего, Париж улиц и Париж времени был им равно исхоженным. В каждом Париже он был дома, и нигде, кроме Парижа, в тот час своей жизни и той частью своего существа, дома, был… Париж прошлого, Париж нынешний, Париж писателей, Париж бродяг, Париж музеев, Париж рынков… Париж первой о нем письменности и Париж последней песенки Мистенгетт – весь Париж, со всей его, Парижа, вместимостью, был в него вмещен» (М. Цветаева. Живое о живом).

Максимилиан Волошин учел совет Чехова, данный ему в Ялте: «Учиться писать можно только у французов». А рисовать? Страсть к живописи возникла у Волошина тоже от Франции. Он и сам выглядел довольно экзотично: «Гривастый лисовик с рыжими кудрями, русское подобие Зевса» (О. Форш).

Макс поставил себе цель стать одним из образованнейших людей своего времени по собственной системе, благодаря книгам, музеям, путешествиям. «Земля настолько маленькая планета, что стыдно не побывать везде», – писал он матери в 1901 году.

Первое путешествие было в Среднюю Азию, затем – почти вся Европа. И, разумеется, Париж, куда он отправился «на много лет, – учиться художественной форме – у Франции, чувству красок – у Парижа, логике – у готических соборов, средневековой латыни – у Гастона Париса, строю мыслей – у Бергсона, скептицизму – у Анатоля Франса, прозе – у Флобера, стиху – у Готье и Эредиа…».

Насытившись Европой, Волошин вернулся в Россию, а с весны 1917 года поселился в Крыму, в Коктебеле, и там, в Крыму, перед его глазами развернулись ужасно-кровавые картины Гражданской войны. В 1919 году в цикле «Неопалимая Купина» Волошин с болью писал:

Революция, Гражданская война, голод, страх, ужас, «грядущий хам», ставший явью. И «Двенадцать» Блока:

И это не поэтическое воображение Александра Блока, это суровые реалии новых «товарищей», задумавших: «Паль-нем-ка пулей в Святую Русь».

И покатили волны революционной эмиграции. Первая волна, вторая, третья… Изгнание. Чужбина. С трудом, с грехом, со слезами стали обустраиваться, кто как мог, у кого какие были средства и возможности.

В 1925году в Париж приехал Александр Вертинский.Как артист, он видел все глазами артистов – ночную и ресторанно-кабаретную часть парижской жизни:

«Весь Монмартр кишел русскими. Вся эта публика группировалась около ресторанов и ночных дансингов. Одни служили гарсонами, другие метрдотелями, третьи на кухне мыли посуду и т. д., потом шли танцоры – “дансэр де ля мэзон”, или “жиголо” (по-французски), молодые люди, красивые, элегантно одетые, для танцев и развлечений старых американок… Вдоль стен по уголкам и диванам сидели так называемые “консоматорши” – женщины, с которыми можно танцевать, если гость пришел без дамы, и пригласить к столу… потом артисты, певцы, музыканты, балетные танцоры, исполнители лезгинок, молодые красавцы грузины в черкесках, затянутые в рюмочку, шофера. Все это была русская эмиграция, которая жила главным образом за счет иностранцев».