Юрий Безелянский - Отечество. Дым. Эмиграция. Русские поэты и писатели вне России. Книга первая

«За обедом разговор: Многие наслаждаются сознанием своей принадлежности к умственной элите. А меня это сознание мутит. Вся эта “элита” – навоз! А она претендует решать мировые вопросы, судьбы мира. Вообще я с горечью замечаю, что во мне все увеличивается скептицизм. Я всюду вижу отрицательное…»

В дневнике Бердяевой много записей, связанных с оккупацией Парижа. Это особая тема, и о ней писали многие, в частности Зинаида Гиппиус. Приведем отрывки из ее дневников:

29 мая 1940 года: «Из Парижа уезжают почти сплошь все…»

Июнь: «Над Парижем – черные крылья дымовой завесы. По дорогам брошенные автомобили, толпы людей с котомками, потерянные дети, дохлые лошади в канавах… Все это дрожит, все будущее полно отчаяния, полоумия…»

В июне 1941 года гитлеровские полчища напали на Советский Союз, и это стало шоком для русских эмигрантов, многие не могли решить, что для них важнее: ликвидация советского режима или разгром фашистских орд? Писатель-эмигрант Николай Рощин(1896–1956), друг Бунина, записывал в дневнике (дневник – одно из спасений в эмиграции):

«…Для каждого из эмиграции пришли дни самые страшные и самые суровые, грозные… Каждый представлен только самому себе, своему разуму и совести, каждый вновь сам решает свою судьбу, – как и в годы Гражданской войны. Ошибутся ли на этот раз? Почти уверен, что нет…» (23 июня 1941 года).

Запись от 7 февраля 1943 года : «…номер подпольной газеты “Резистанс” (“Сопротивление” – фр.). Вспомнились первые русские герои “армии Сопротивления” – Вильде и Рогаль-Ле-вицкий,первый открытый процесс немецкого военного суда над представителями гражданского населения. Оба – “французы в первом поколении”, дети русских эмигрантов, оба – молодые ученые из Музея человека (Трокадеро), оба любили Францию и ненавидели фашистов. Эти двое русских создали первую в оккупированной Франции свободную газету, это от них, из подвалов старого дворца, впервые прозвучал гордый голос непокоренной Франции, Франции Великой революции и “Прав человека и гражданина”

Их судили как “английских агентов” Оба умирали с необыкновенным мужеством. Их расстреляли на площади Мон-Валерьен… Друзья-французы говорят, что, умирая, они пели “Марсельезу” Альбер утверждает, что под дулом немецких винтовок они пели другое. Они пели “Интернационал”».

Многое помнит Париж: и геройство, и злодейство, и страдание, и упорный труд. А если возвратиться к основной теме книги – то многих русских писателей и поэтов помнит Париж.

Не так много прожил в Париже Владимир Набоков.Еще одна литературная звезда. Одно время с семьей он жил на рю Сайгона, 8, – в маленькой квартирке и друзей приходилось принимать на кухне. А работал Набоков в ванной комнате (в общей спал маленький Митя), писал ночами на чемодане. И многие удивлялись: гений не имеет письменного стола!.. Потом семья Набоковых переехала на улицу Буало, а уже оттуда в США.

Можно вспомнить и залетную птицу – Владимира Маяковского. В один из своих приездов в Париж он жил в гостинице «Истрия» на бульваре Распай, и здесь у него украли все деньги и документы. По другой версии, он проиграл деньги в казино. Известный картежник и бильярдист…

Любой текст в какой-то момент начинает утомлять, и задача автора – время от времени взбадривать, вздрючивать читателя, чтобы он не отложил книгу или не заснул. Такие вздрючки на литературном жаргоне называются оживляж. Вот сейчас именно такой случай оживления нашего длиннющего рассказа о Париже.

Итак, Маяковский. Версия о карточном проигрыше вполне имеет место, достаточно вспомнить его давнее, досоветских времен, стихотворение «Теплое слово кое-каким порокам (почти гимн)», в котором поэт укоряет работяг – бухгалтера и портного за их тяжкий и малооплачиваемый труд:

Гигант! Сначала любил пороки, а потом – социализм. К его личности мы еще вернемся в главе «Туда-сюда-обратно!», а сейчас коснемся темы «Париж и Маяковский».

Маяковский – удачливый игрок, Маяковский – грандиозный поэт, но Маяковский и умелый, нахрапистый пропагандист. Нещадно хаял капиталистическую систему и яростно превозносил социалистическую. У них все – дерьмо, а у нас – одна прелесть! Свои вояжи в Париж (1924, 1925, 1927, 1928 и 1929) за государственный счет отрабатывал стихотворными обличениями гнилого Запада, ну и Парижа, разумеется. Никто так много и так презрительно из русских поэтов не писал о Париже, как Маяковский. Писал, а что чувствовал?

Встречавшийся в Париже с поэтом художник Юрий Анненков вспоминал, как Маяковский на самом деле любил Париж, тяготел к нему: «Переулки, площади, уличная оживленность, насыщенность художественной жизни, монпарнасские кафе, ночное освещение – обо всем этом он часто говорил со мной, не скрывая своих чувств…»

А давал оценки?.. «Фаворит советской власти, Маяковский должен был всякий раз после своего возвращения в Советский Союз давать отчет о своем путешествии, иначе говоря – печатать свои впечатления поэта в стихах, впечатления, выгодные для советского режима и для коммунистической пропаганды. Он должен был в своих поэмах, написанных в Париже, показывать советским людям, что СССР, во всех отраслях перегоняет Запад, где страны и народы гниют под игом “упадочного капитализма”. Этой ценой Маяковский оплачивал свое право на переезд через границу “земного рая” (Ю. Анненков).

Маяковский опускался даже до того, что написал о Париже: «Провинция – не продохнуть!..» И в то же время признавался:

Маяковский всех зазывал «к нам, в СССР», даже Эйфелеву башню: