Юрий Безелянский - Отечество. Дым. Эмиграция. Русские поэты и писатели вне России. Книга первая

Не только это известно, но и кто завершил земной путь на чужой земле. И снова можно процитировать большого оптимиста Дон-Аминадо:

И самое время посмотреть в глаза дамы Статистики. По некоторым подсчетам, через Париж прошло 140 тысяч русских эмигрантов. В 1926 году население «русского Парижа» – главного центра послеоктябрьской эмиграции – составляло 71 928 человек. В Париже в начале 30-х годов их число сократилось до 63 тысяч. Всего же, по данным комиссии Нансена, к концу 30-х годов во Франции осело около 400 тысяч русских.

А сколько умерло? Первые могилы на русском православном кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем появились в 1927 году, и, как писал Всеволод Рождественский:

В кризисные 30-е эмигранты умирали от голода, доживали свой сиротский век в приютах, как Бальмонт. А еще не надо забывать о том, как советские спецслужбы вели борьбу с белогвардейцами, мечтавшими вернуть былую Россию. Их похищали, убивали. И еще один прискорбный факт: в 1947 году в Борегаре под Парижем был создан советский лагерь, куда помещали отловленных неугодных русских, и в частности бывших военнопленных, не желающих возвращаться в СССР. Многие из них были уничтожены…

Старая история: и в смерти люди не равны – кому пуля в затылок, а кому отпевание в знаменитом кафедральном соборе Св. Александра Невского на рю Дарю (собор, построенный в русско-византийском стиле, освящен в 1861 году).

Собор видел много счастливых лиц и слышал много венчальных клятв в верности и любви. В 1916 году здесь венчались неукротимый Пабло Пикассо и русская балерина Ольга Хохлова. И что вышло из этого бракосочетания?..

А скольких знаменитых людей провожали в соборе на рю Дарю в последний путь: в 1938-м отпевали Федора Шаляпина, в 1944-м – Василия Кандинского, в 1953-м – Ивана Бунина, в 1986-м – Сержа Лифаря, а в 1987-м – Виктора Некрасова и Андрея Тарковского. Марина Влади вспоминала о похоронах Андрея Арсеньевича:

«Были все друзья. Мстислав Ростропович, сидя на верхней ступеньке на паперти кафедрального собора, излил свое и наше всеобщее горе в рвущихся из самой души горестных звуках виолончели…»

Всё, закрываем эту печальную тему.

Игорь Северянин иногда покидал Эстонию и отправлялся в турне по Европе. Так, после поэтических гастролей в Югославии он приехал в Париж и 12 февраля 1931 года выступал в зале Дебюсси (рю Дарю, 18) с трехчастным концертом: ирония, лирика и стихи о России. Тэффи отметила в газете «Возрождение»:

«Это был удивительный вечер! Чудесный!.. Публика пришла послушать вычурные поэзы о ликерах, шелках и принцессах, потому что – поэт Игорь Северянин, а первые строфы его новых стихов как-то удивили… Потом перестали удивляться и ушли вслед за ним к дальнему морю, к тихой, бедной и ласковой жизни.

В антракте говорили: А ведь он гораздо лучше прежнего! – Потому что он прост. – Потому что он нежен. – Потому что он глубок…

Оказалось, что для былых поклонников Игоря Северянина обаяние этого таланта неувядаемо».

Второй вечер состоялся 27 февраля в зале Шопена. Снова успех, хотя нашлись и зубоскалящие недруги: «Из Диканьки в Булоньку!», как написал Дон-Аминадо, посчитав, что

Дону-Аминадо стихи Северянина не понравились, а Марина Цветаева не смогла сдержать охвативший ее восторг: «Ваш зал… Себя пришли посмотреть: свою молодость: себя – тогда… молодость, любовь», – писала она в письме Северянину.

«…И последнее. Заброс головы, полузакрытые глаза, дуга усмешки и – напев, тот самый, тот, ради которого… тот напев – нам – как кость – или как цветок… – Хотели? нате! – а уже встающий – уже стоящий – разом вставший – зал…»

Марина Ивановна, как всегда, вся в рефлексии и лирическом захлебе. Но даже суровый критик Адамович отметил, что «фонтан», бьющий стихами неудержимо, показался чем-то волшебным…

Триумф парижских вечеров оказался последним всплеском северянинской славы. Больше такого внимания, интереса и восторга к своему творчеству Игорь Северянин уже не испытывал. Эмигрантская удавка и нищета все сильнее сдавливали горло поэта…

В историческом альманахе «Минувшее» (1992, № 24) я натолкнулся на обширный материал «Великая иллюзия – Париж, 1935». И сразу мелькнула, взять что-то оттуда для своей книги. Будучи коллекционером и собирателем всякой исторической и культурной информации, мне иногда кажется, что я выступаю в роли гоголевского Плюшкина, который не довольствуется тем, что у него во дворе уже много собрано, «он ходил еще каждый день по улицам своей деревни, заглядывая под мостики, под перекладины, и все, что ни попадалось ему: старая подошва, бабьи тряпки, железный гвоздь, глиняный черепок, – все тащил к себе и складывал в кучу…» Всякий «дрязг», как выразился Гоголь, почему-то был надобен помещику Плюшкину. Вот и я все читаю и все, что попадается мне на глаза, выписываю и складываю в свои бумажные архивы. Глядишь – и какой-то фактик пригодится. Ну а «Минувшее» о Париже сам бог велел. Тем более что Международный конгресс писателей в защиту культуры вызвал широкий интерес у всей русской эмиграции: кто приедет из советской России, что будет говорить? – жгуче интересовало многих. Попробуем из 74 страничек «Минувшего» сделать выжимку, да еще внести свою собственную нотку. Итак…

1935 год – Европа бурлит. Фашистская Германия наращивает военные мускулы, СССР развивает экономическую мощь. А вся европейская левая интеллигенция оказалась зажатой между двумя тоталитарными системами и со страхом следила за имперскими устремлениями двух титанов. В защиту культуры и был созван Международный конгресс в июне 1935 года. Сталину этот конгресс был нужен как международная поддержка развернувшегося строительства социализма в стране. Он жаждал одобрения, поддержки и горячей любви со стороны западных интеллектуалов. Оренбург, один из творцов конгресса, сформулировал две задачи: 1. Борьба с фашизмом. 2. Активная защита СССР.